– Нет, Григорий Степанович, больше ничего не нужно, – я
улыбнулся. – Не возражаете, если я в этих цветах поучаствую?
Он не возражал – понимал, в какой я ситуации. Так что я
расстался с зеленой трешкой, потом мы вместе зашли к операм, чтобы
забрать ничем не примечательные гвоздики – они были в плотном
целлофановом конусе, так что выглядели даже богато, на все шесть
рублей, что отдал за них капитан, – и на пару поздравили нашего
лейтенанта с его профессиональным праздником. Рита приняла букет и
благодарно покраснела, пробормотав какие-то подходящие случаю
слова.
На этом я посчитал свои обязанности начальника законченными – и
с головой погрузился в бумаги, полностью забыв про оружейку и
положенный мне по штату пистолет.
***
На мероприятие в обком мы с полковником Чепаком поехали как
белые люди – на новенькой двадцать четвертой «Волге» благородного
черного цвета. В Сумах таких машин было, в принципе, немного – в
обкоме парочка, в горкоме одна... не потому, что двадцать четвертых
не хватало, эта модель выпускалась уже года четыре, а органы власти
обеспечивались в первую очередь. Просто до Сум очередь не дошла –
тут в целом земля была безвидна и пуста, и тьма над бездною, и Дух
Божий носился над водою рек Псел и Сумка. Город этот стоял на
отшибе, в стороне от торных дорог, в царские времена пробавлялся
изготовлением сахара, а сейчас стремительно превращался в один из
многочисленных центров советской промышленности. От старых
сахарозаводчиков в Сумах осталась почти вся застройка юга Нового
места и Засумок, а социалистический порядок только пробивал себе
дорогу – вернее, сразу много дорог, снося обветшалые кварталы и
протягивая в самых разных направлениях новые проспекты.
В своей первой жизни я в Сумах не побывал, бог миловал, а в
памяти «моего» Виктора прочитал лишь детское восхищение тихими
улочками, дубравами, парками и пляжами. Сейчас тут шла масштабная
реконструкция, которая превращала город из купеческого местечка
дореволюционной России в нечто, более подходящее огромной
коммунистической империи. Бульдозеры и экскаваторы уже поменяли
облик Нового Места, в котором прошло детство Орехова, но не до
конца – там ещё копали будущий проспект Карла Маркса и
перпендикулярные ему улицы имени двух летчиков – местных уроженцев
Леваневского и Супруна.