С самодеятельностью так разобраться не получится – полковник уже
пытался делегировать эту часть своих обязанностей неподходящему
человеку и, наверное, получил по шапке за провал. Но в моём
распоряжении были все достижения отечественной попсы следующих
пятидесяти лет, и я собирался честно спереть одну сцену из очень
популярного сериала – той, в которой менты из убойного отдела
разыгрывают небольшую сценку под песню «Позови меня с собой». Песню
эту я помнил, играть её умел и знал, что ничего сложного в ней не
было; из неё надо было выкинуть второй куплет, где указывалось на
пол лирического героя. С артистами было проще всего – у меня в
распоряжении имелся штат целого управления, в крайнем случае, это
будет первая задача, которую я поставлю следственному отделу, они в
задержаниях толк должны знать. Главное – проверить их оружие, чтобы
никаких патронов в стволе или снятых предохранителей. Если кого-то
убьют на сцене республиканского смотра, меня обязательно накажут, и
я могу позабыть об обещании полковника Денисова сделать меня
майором.
Всё остальное мне представлялось обычной текучкой, из которой
выбивалось, пожалуй, только давнее убийство лесника-предателя. Но я
не стал делать скоропалительных выводов – сначала надо ознакомиться
с тем, что уже сделано по этому делу, а уже потом паниковать. Или
не паниковать – как получится. Возможно, задачка от полковника
Чепака и не имела однозначного решения, но через неё я мог
легализовать и свои знания о нынешнем местоположении
Тоньки-пулеметчицы.
Я помыл посуду, убрал её в шкаф и начал одеваться. Мне предстоял
дело не слишком приятное, но необходимое – очередной визит к матери
«моего» Виктора Орехова.
***
Я так и не смог определиться с отношением к матери человека,
тело которого вероломно занял. В Москве я старался не думать об
этом, хотя мне и так было не до проблем, которые несет обычное
вроде бы попаданство. За полтора месяца в столице я позвонил ей
один раз – сообщил, что скоро надолго приеду в родной город, и
испытал странные эмоции, когда она лишь сухо сказала «буду ждать».
Впрочем, тут я был ни при чём – основную работу за меня сделал сам
Орехов, который вообще с матерью общался редко. Причин этого я не
знал, а память реципиента мне помочь не могла. Они просто
отдалились после того, как сына призвали в армию, а потом направили
в школу КГБ, и за десять лет так и не нашли общего языка.