А что потом? Собрать приданое и выдать замуж за более-менее
приличного человека? Какой вздор. Стоило быть честным хотя бы с
самим собой, меньше часа назад, когда она стонала в его объятиях,
он ощущал себя счастливейшим из мужчин и желал только, чтобы это
никогда не заканчивалось. И ни на миг не мог бы допустить, что она
будет с кем-то другим.
То, конечно, было форменным безумием. Секундной слабостью,
мороком, помутнением рассудка, да чем угодно ещё, причём в первую
очередь с её стороны. Придя в себя, вернувшись из этого сладостного
забытья, девица в момент вспомнила о всех его прегрешениях и о том,
какого именно отношения к себе он заслуживает, и только её и
видели. Ускакала мстить. Хвала Владыке, хотя бы штаны натянула, с
голым задом-то совсем несподручно было бы.
Гиллеар поморщился и принялся тереть виски, силясь унять
головную боль. Мысли о том, в какие неприятности способна влезть
эта дурёха, разъедали разум, подобно кислоте. А он ничего не мог
сделать. Наверно, он хотел бы её защитить, да вот только кого он
обманывал? Он ведь не смог защитить сестру, не вступился за Айку,
не уберёг Мелоис. Нет, впредь стоит держаться от неё подальше, если
он не хочет воздвигнуть ещё одно надгробие на своём воображаемом
кладбище. В конце концов, он ведь привык топить свою боль в вине и
чем покрепче, и с этим тоже справится. И, может, наконец найдёт на
дне бутылки достаточно мужества для того, чтобы навсегда покончить
со всем этим и уйти вслед за любимой.
Мелоис… Он закрыл глаза и стиснул зубы, в бесчисленный раз
пытаясь возродить перед глазами её образ, но всё без толку. За это,
пожалуй, Гиллеар ненавидел себя больше всего. За то, что с каждым
прожитым годом память о ней истончалась, таяла, как по весне тает
сковавший озёрную воду лёд. За то, что неумолимое время всё дальше
и дальше несло его в своих волнах, а Мелоис осталась где-то там, на
далёком и с каждой секундой всё больше отдалявшемся берегу. И он
даже не мог её увидеть.
Правда, иногда она приходила во снах — но даже там была лишь
бесплотным духом: заполнявшим небо сиянием, переливами арфы и
звоном хрустальных колокольчиков, ветерком, несущим аромат весенних
цветов, вьющейся по воздуху вуалью белого кружева и ускользавшими
из рук прядями золотых волос. Иногда она приходила во снах, и,
видит Владыка, — он каждый раз надеялся, что не проснётся.