На третьей ходке, рассудив, что по паре бутылок за раз он и к
рассвету, да что там к рассвету, и к закату следующего дня не
управится, он сходил на кухню и взял там пару сколоченных из тонких
деревянных реек ящиков. Так процесс пошёл куда быстрее. С
расчищенного ветром неба безучастно взирали звёзды, а вскоре к ним
присоединились и встревоженные слуги. Они, правда, прилагали
недюжинные усилия к тому, чтобы остаться незамеченными и наблюдали
за его действиями, выглядывая из-за широких колонн галереи и через
щели в приоткрытых ставнях. И наверняка шушукались о том, что
мэтр-то, похоже, с ума сошёл, или же, наоборот, какое злодеяние
снова задумал, какой-нибудь тёмный ритуал готовит, да что угодно
ещё. Слуги его не любили. И несмотря на то, что жалование получали
более чем щедрое, а работой себя особо не утруждали, с радостью
разносили по близлежащим деревням слухи о всяких ужасах, творимых
злобным колдуном. Ужасы те они в основном сами придумывали, но
Гиллеару то до поры до времени было на руку. А теперь…
Опустошив стенной шкаф в своих покоях, он принялся за запасы
спиртного из буфетов, стоявших в большом зале с камином, который он
использовал в качестве столовой и иногда принимал там редких
посетителей, а потом взялся и за погреб, где хранились самые редкие
и дорогие экземпляры его коллекции. Поднявшись с очередным
заполненным ящиком во дворик, Гиллеар поставил его на землю, достал
одну из бутылок — округлую, но в то же время сплюснутую с двух
сторон, выполненную на манер фляги, из тёмно-зелёного, почти
чёрного стекла. Покрутил её в руках, рассматривая затейливые узоры
на горлышке и вплавленные в стекло серебряные буквы. Что там она
говорила, три сотни золотых? Да за одну такую бутылочку знатоки на
аукционе и поболе могут предложить. Как же, урожай двести двадцать
третьего года, редчайший сорт винограда, растущий всего-то в одной
долине близ городка Рэнд. Даже в урожайный год этого вина выпускают
не больше пары сотен бутылок.
Быстрый взмах рукой — и одной стало меньше. Встретившись с
каменной стеной, бутылка лопнула, осколки звенящим дождём осыпали
мощёный дворик, а по стене кроваво-красной кляксой расплылось пятно
от вина. Позади послышались сдавленные вскрики, стук ставень, шорох
юбок и торопливые шаги — слуги разбежались, словно пауки, которых
вспугнул яркий свет. Гиллеар ухмыльнулся и откинул от лица
растрепавшиеся волосы, но почти тут же протяжно вздохнул и,
припоминая все известные ему бранные слова, от которых, пожалуй, и
у той девицы ушки бы покраснели, пошёл собирать осколки.