К рассвету он закончил. После чего собрал слуг, раздал указания,
от которых их и без того озадаченные лица буквально вытянулись от
удивления, а потом заперся в библиотеке. Зажёг свечи, расставил на
обтянутом чёрным сукном столе письменные принадлежности и принялся
за письма. Только когда в глазах начинало рябить и двоиться, шея
затекала, а пальцы немели, он позволял себе перерыв на несколько
минут. Но не больше. Менял оплывшие свечи, выпивал стакан холодной
воды, прохаживался по библиотеке, чтобы размять ноги, а потом вновь
брался за перо. Все эмоции, все бушующие в груди чувства сплелись в
холодную решимость, которую он надеялся вложить в каждое выведенное
на бумаге слово. И с каждым словом, с каждым письмом, с каждым
именем на конверте он всё сильнее убеждался в правильности своих
действий. Гиллеар не знал, преуспеет ли. И старался не думать, что
будет с ним и со всеми сопричастными, если нет. Одно он знал
наверняка — если сейчас он отступится, если не решится, то он не
имеет права не только на своё имя, но и на любое существование в
этом мире.
Когда все сургучные печати высохли, он вернулся в лабораторию и
взял продолговатый футляр, обитый чёрным бархатом, открыл и вынул
один из хранившихся в нём гемагиков. Это он не мог доверить письмам
и почтовым курьерам. Уже сейчас Гиллеар боялся, что опоздает, и
каждая минута промедления могла стоить… Нет, об этом даже думать
было больно. Оставалось только надеяться, что он не ошибся в выборе
того, кто мог бы ему помочь. Гиллеар зажал камень в руке, прикрыл
глаза и произнёс имя. Ответ пришёл весьма быстро.
Дело осталось за малым. Самые ценные книги, магические
инструменты и редкие ингредиенты он погрузил в два нанятых в Литце
экипажа и с сопроводительным письмом отправил в Мидделей, к
знакомому профессору, с которым со студенчества поддерживал хорошие
отношения. Собрал седельные сумки и с лёгким удивлением отметил,
что вещей ему нужно не так уж и много, хоть его и ожидал долгий
путь. На самое дно сумок положил пару кошелей с монетами, а
оставшиеся раздал обомлевшим от такой щедрости слугам. Не то чтобы
он хотел их задобрить, да и благодарить их тоже было особо не за
что, скорее, не желал тащить с собой лишнюю тяжесть. Тем более
основная часть его золота хранилась в Тарсийском королевском банке.
Хотя в этом и были определённые риски — кто знает, может, со
следующим королевским указом он вовсе лишиться прав и возможностей
им пользоваться и все его золотые ассигнации превратятся в ничего
не стоящие бумажки. Что ж, такая вероятность располагала к тому,
чтобы как можно быстрее распорядиться всеми финансами с выгодой для
его замысла.