— Ну, здоровья вам и процветания! Надеюсь, теперь жара отступит,
— многозначительно сказал Илья, забирая покупки. Невольно он
подумал, что так же, как Василий сейчас, на него мог смотреть
покойный отец. Тот ничего не успел узнать о делах сына, да и мать
знала далеко не все. Оказалось, что даже внутри одной семьи
скрывать и лицемерить не так уж трудно, а тайное, всегда
становящееся явным, — не более чем красивая поговорка. Но кое-что
мать сознавала, будучи потомком Кайсы, хоть и не получив
колдовского дара, и именно поэтому не желала, чтобы дочь Ильи
носила это имя.
Придя в лес, Илья не стал разводить костер, чтобы дать земле
отдышаться, и в обряд пришлось вкладывать только собственную
энергию. Огородив поляну заклятием, он подышал на оберег Антти,
сплетенный из фигурок лебедя, змея и медведя, и стал шептать
призывные руны.
Молодые лесовики явились на его зов как из-под земли — статные и
крепкие босоногие парни и девушки, одетые в тонкие рубахи, штаны и
платья. Шаману сразу стало легче: от их белой кожи и мягких, как
паутина, волос исходила живительная прохлада, взоры их светлых
пронзительных глаз подбадривали и вдохновляли. В этих глазах
мерцали блуждающие огоньки, плескались омуты, разгорались дикие
порывы иных ипостасей — ведь почти все лесовики обладали
оборотническим даром, — но Илья держался и не отводил взгляда, веря
в их преданность.
Он взял заговоренный короткий нож, предназначенный лишь для
этого ритуала, и стал нарезать хлеб на ломти, смазывать их маслом,
которое быстро плавилось под нагретым лезвием. Каждому лесовику и
лесовице он протягивал ломтик с мысленным воззванием — благословить
людям урожай и скот, радушно принимать их в своей вотчине и
наказывать лишь по делу.
— Киитос**, — поочередно откликались они, и
тихие голоса сливались в тот самый загадочный шепот.
Духи охраняли лес посменно: одни уже возвращались с ночного
дежурства на постоялый двор, чтобы поспать, выкупаться, попить кофе
и подглядеть, как там живут люди. Другим только предстояло ступить
на пост, но обряд на рассвете все проходили одновременно. Когда все
съели хлеб, Илья протянул им глиняный кувшин с холодным молоком и
они распили его, передавая друг другу.
Последним подношение получал сам леший — бородатый и
голубоглазый Рикхард, а также его молчаливая жена Силви. Они по
своей воле пропускали вперед молодежь, которую много лет
воспитывали и обучали. У них был домик между гостиницей и опушкой,
но в ночные дежурства он бродил по лесу рысью, а она, в подмогу
мужу, летала белой совой и следила за порядком с высоты.