А еще надо бы взять дочь и спустить ее в мусоропровод. Головой
вперед. Как будто с горки в аквапарке, только с шестнадцатого этажа
и прямиком в мусорный контейнер. Интересно, выживают ли люди после
падения в мусоропровод?
Очень захотелось проверить.
Но это была неправильная мысль. Ужасная. Чудовищная.
— Не сработало, — пробормотал Миша, едва выталкивая слова сквозь
пересохшие губы.
— Что?
— Я говорю, как закончите, сразу надо будет еще одну, — Миша
ткнул пальцем за ухо. – Нужна татуировка. Вот здесь, видите? Очень
нужна, прямо сейчас.
Толик отстранился, положил машинку на столик между баночек с
красками. Целлофановые перчатки на его руках были покрыты
разноцветными каплями.
— Ты точно рехнулся, — сказал он. – Я не буду ничего делать. У
тебя проблемы какие-то, серьезно. Ты себя сейчас калечишь.
…можно набрать полную ванну холодной воды и положить дочку на
дно. Держать крепко, чтобы не могла вынырнуть…
— Мне надо, понимаете? Я же не смогу домой вернуться с этими
мыслями.
— А я-то тут причем?
Миша рванулся вперед, через стеклянный столик, роняя стул,
попытался схватить Толика за ворот рубашки, но татуировщик ловко
увернулся, перехватил Мишину руку, протащил по столику и уронил
лицом на холодный пол. Прижал коленом шею.
— Вали отсюда нахрен, — сказал он. – Иначе я тебе сейчас руки
переломаю.
— Я же серьезно говорю, — Миша едва не стонал. Пот заливал
глаза. За ухом зудело, наполняя голову непонятной пустотой. – Не
хочу никого убивать! Вернее, хочу, но не могу. Я не могу… этого…
сделать. Вы не понимаете насколько вообще это страшно… такие мысли
допускать. Доченьку мою родную, любимую…
Толик отпустил его, резко поднял за шиворот. От Толика пахло
краской.
— Исчезни. Иначе сейчас вызываю охрану. Понимаешь нормальные
слова?
Миша понял, насколько жалко он сейчас выглядит.
— Еще раз тебя здесь увижу, точно что-нибудь сломаю, —
предупредил Толик и сильным тычком отправил Мишу в сторону двери. В
спину прилетело. – Татуху где-нибудь в другом месте доделаешь.
Миша застыл перед дверью. Виски колола болезненная и
недопустимая мысль. Он не мог убить собственную дочь. Черт побери,
да он даже думать об этом боялся!.. Однако же, зуд за ухом не
проходил. А желание взять дочку подмышку, отнести на балкон… это
желание нарастало. Стремительно. Невыносимо.