А принц Джоффри?
Кем надо быть, чтобы не просто покуситься на честь невинной
девушки, а сделать это в святом месте, на глазах у богов? В былые
годы за такое — неважно, принц или нищий — преступник повис бы на
чардреве со вспоротым брюхом, во искупление греха. «Принц захотел
развлечься, я сказал девчонке, чтоб стояла смирно и не мешала, но
она рыпнулась, вот и порезалась», — как можно подпустить к родному
сыну людей, способных на такую низость?..
Ланнистеры.
Сандор Клиган был братом Григора, в конце концов — а Григор...
Нед устало потёр переносицу. Он не хотел думать и не хотел
вспоминать, но он не мог не вспомнить — что белый пол, что чёрные
пятна на нём, что красные плащи. И этим людям, этим зверям он чуть
не отдал Сансу, тепличный свой цветок, летнюю птичку...
«Королева изменяет».
Кто это написал?
Робб с Джоном были по уши в извёстке, но толпа народу показала,
что это они устроили очередное глупое соревнование. (Невольно Нед
улыбнулся: молодец, Теон, невредно помнить, что Стена — не только и
не столько место подвигов и службы, сколько место тяжёлой и скучной
работы. И Робб молодец, что донёс это самым наглядным
способом.)
Бран? Арья? Но они ночевали в комнате у Дени, под присмотром
служанок.
Не верить же словам полумейстера про призрак короля Брандона
Безграмотного — хотя, конечно, не поспорить, что байку он сложил
презабавную. Наглец даже показал всем желающим статую в крипте, и
некоторые даже поверили — что с них взять, с диких южан.
Но байка в самом деле была славная. Хотя проклятье должно было
быть не асшайское, настоящее северное проклятье накладывают ведьмы
дикарей...
Нед снова сжал пальцами переносицу так, что в глазах
побелело.
Кто бы ни оставил надпись, она или правдива, или нет. Если
правдива, то всё просто: кто-то побоялся говорить, и побоялся
доверить мысль бумаге, потому что бумагу просто отследить. Опять
же, письмо получит кто-то один, а надпись на фасаде увидят все. А
если нет? Если это южные интриги, попытка опорочить Ланнистеров,
лишить их королевских милостей? Ведь кто-то утрудился доставить
письмо Лизы в Винтерфелл, кто-то спрятал его среди бумаг мейстера
Лювина. Значит, кому-то нужно, чтобы Старки шли против
королевы.
С другой стороны, надпись... она была как будто
противоположностью письма. Там — тонкая работа, незаметная и
чистая, здесь... здесь огромные белые буквы на весь фасад. И даже
оскорбление — оно было каким-то нелепым, детским. «Бран какашка»,
«король освиндомлён»...