— Да, я Джейме, сын Тайвина, — кивнул он. — Королевский
гвардеец, — наивный, глупый, он правда верил, что это что-то
значит. Что-то хорошее.
— Я Рейль, — ответила она. — Когда станет невмоготу, можешь
прийти, послушать как я играю. Музыка лечит сердце, Джейме, сын
Тайвина.
— Спасибо, — он растерялся. — Но почему?
— У тебя честные глаза, сын Тайвина. Зелёные и честные, и
полные любви. Мне жалко твоих глаз.
Он пронёс ей яду в утро перед костром. Но она его не выпила.
Сказала, это трусость.
Закатное солнце окрасило Мать алым и золотом. Его цвета —
сегодня, сейчас, последние минуты — его цвета. Потом лишь
чёрное.
— Я меч во тьме, — сказал он Рейль и Рейлле, Джоанне и
Неведомому, Мирцелле и Томмену, Серсее и Тириону. — Я дозорный на
стене. Я огонь, горящий вопреки холоду, свет, возвестивший рассвет,
рог, поднимающий спящих, щит, охраняющий царство людей. На эту ночь
и на все грядущие ночи, моя жизнь и честь принадлежат Ночному
Дозору.
Наутро он выяснил, что краснорожий определил его в орден
хранителей, и ему предстоит весь день рубить дрова.
— Это тебе не мечом махать, Цареубийца, — сказал тот. — Это
работа. Тебе впервой, но пора привыкать.
— Драконы дома Таргариен, — голос почти смеялся. — Сиракс,
Вермитор, Балерион... и Ежевика.
«Началось». Бринден Риверс зажмурился, он не желал их видеть. Он
не верил в них.
Но даже с закрытыми глазами он видел. Как изменился свет — стал
пятнисто-зелёным, словно в солнечный день в густом лесу. Как
появились тени, расположились по всей пещере.
— А Эйгор опять воровал твоего ворона, — наябедничала
Гвенис.
Ей было лет двенадцать на вид, и Бринден помнил даже платье,
которое на ней. Королева Нейрис сшила его сама — как она сказала,
занять руки, пока болеет. Нейрис... вот и она, как и всегда: в углу
за пяльцами, прислонившись спиною к боку брата. «И не мешает ей её
вера быть призраком в пещере язычника?» — подумал он ядовито.
— Бринден, ответь Гвенис, а то Эйгор лопнет от нетерпения, когда
ж его заметят, — сказала Нейрис мягко. — И не кощунствуй.
— Мама, погодите. Бринден в нас опять не верит; сейчас привыкнет
снова и всё пойдёт по маслу, — Дейрон как всегда: стальная шерсть и
шерстяная сталь, и тёплый и режет по живому.
Впервые они появились после Летнего Замка.
Снаружи был поздний вечер. Бриндену хотелось, чтоб наступила
ночь, зима всех зим, и никогда не утро. Чтобы снег и холод пожрали
всех, как колдовской огонь сожрал мальчишку Эгга, и Бету, и их
детей. Он выл лютоволками, он кричал вороньей стаей. Он отдал
Таргариенам всё — и жизнь, и честь, нарушил право гостя, пролил
родную кровь. А что взамен?