— Вот еще! — спокойно ответил Коста.
— Вам передали не совсем верную информацию, госпожа.
— Ты хочешь сказать, что мой муж
врет? — глаза Любавы превратились в две ярко-голубые льдинки.
— Он просто не все знает, — небрежно
ответил Коста. — Я готов заплатить пять тысяч, и ваша дочь будет
жить так, как пристало женщине вашего круга.
— Ты не мог заработать столько на
кофе, — прищурилась Любава. — Это огромная сумма. Я признаюсь
честно, никто из бояр не предлагал мне больше трех тысяч
солидов.
— Я предлагаю пять, — спокойно
ответил Коста.
— Я, кажется, поняла… — протянула
боярыня и вскинула брови в изумлении. — Но как…?
— Я не нарушил присягу, которую дал
государю, — твердо ответил Коста. — Клянусь девой Марией, господом
нашим Иисусом Христом и высшей справедливостью, которой служу! Моя
совесть чиста. Я взял эти деньги у очень плохого человека. Я не
сделал ничего такого, чего стоило бы стыдиться.
— Да, забавно… — протянула Любава. —
Что же, Коста. Когда Зван рассказывал про тебя, я не верила… Но
оказывается, ты именно таков, как он тебя описал… Я дозволяю тебе
поговорить с Анной. Последнее слово останется за ней. Я не стану
неволить свою девочку. Но что-то мне подсказывает, что ты уже готов
к этой встрече.
— Изумруды или рубины, сиятельная? —
спросил Коста, глядя ей прямо в глаза. — Я не знаю вкуса молодой
госпожи.
— Рубины, — милостиво кивнула
Любава. — Она кареглазая, вся в отца.
— Не будет ли наглостью с моей
стороны, сиятельная, — попросил Коста, — огласить сумму брачного
договора в тысячу солидов? Я не хочу шокировать здешнее общество
такой прорвой золота.
— Не будет, — кивнула Любава,
которая ничуть не удивилась, — но только если четыре тысячи к этому
времени уже будут лежать в моих сундуках.
— Общаться с вами — истинное
наслаждение, матушка, — искренне восхитился Коста.
— Да ты тоже ничего… зятёк, —
хмыкнула Любава. — Завтра в полдень приходи. Анна будет готова к
сватовству.
***
Самослав во все глаза рассматривал
девчушку лет четырнадцати, стоявшую перед ним. Именно на ней хочет
жениться его сын и, откровенно говоря, он его понимал. Она смутно
напоминала ему Людмилу в молодости. Такая же спокойная, идеальная,
почти ледяная красота. Точеные черты лица и коса толщиной в руку
стали бы причиной самой лютой зависти местных боярышень, если бы
она попала в их общество. И только едва наметившийся животик,
которого он без подсказки жены даже не заметил, портил все дело.
Там, во чреве юной красавицы, зрел дипломатический скандал
гигантского масштаба, если она родит сына, и если Берислав этого
сына признает. Девчонка была бледна как полотно. Она не ждала
ничего хорошего от этого человека в пурпурном плаще. Она знала, кто
он. Она видела его лицо на серебряных рублях, которыми за нее
заплатили выкуп.