Я испытал, что-то подобное эйфории. Для меня поездка за рулем
всегда была большим праздником, а теперь, когда я вел спортивный
Москвич это был ни с чем не сравнимый восторг.
Сначала я думал, что сделаю просто круг вокруг автобазы и
вернусь на место, но совершенно случайно свернул в незнакомый
переулок и, влекомый московским автомобильным потоком через минуту
выехал на Ленинский проспект.
Это стало большой проблемой потому что теперь для того, чтобы
вернуться мне нужна была карта.
Я снизил скорость и начал думать, как можно попасть обратно на
автобазу. Московские проспекты имели развороты не на каждом
перекрестке и теперь я ехал в сторону центра.
Вспомнив, что у памятнику Гагарину есть разворот, я поехал туда.
Движение было не очень активным.
Справа меня догнал старый четыреста третий Москвичонок , в нем
сидели двое парней.
Они приветственно махали руками, улыбались и старались
разглядеть автомобиль, на котором я двигался.
Тот, что сидел на пассажирском месте опустил стекло своего окна
и прокричал:
— Сколько идет? — так он дал мне понять, что хочет узнать до
какой максимальной скорости можно разогнать машину за рулем которой
я сидел.
— Сто восемьдесят! — не моргнув глазом, прокричал я в ответ.
Я не соврал, потому что знал, что у машины стоял верхнеклапанный
движок с полусферическими камерами сгорания и алюминиевой головкой
блока.
— Ни хрена себе! А сколько лошадок?
— Точно сказать не могу, примерно сто десять, но это гоночный
движок, форсированный! Так-то серийный выдает семьдесят пять
лошадей.
По сегодняшним временам это очень неплохо для такого объема
двигателя. Мы неплохо конкурировали с Европой.
Немцы на своих полуторалитровых БМВ тоже семьдесят пять, а
итальянцы выдавали на Фиате семьдесят девять лошадей на движке
объемом в тысяча четыреста девяносто кубиков.
Да, тут конечно стоит подчеркнуть, что на серийных авто мы
отставали от немцев и итальянцев в крутящем моменте.
Парень поднял палец вверх.
Я увидел в глазах в глазах ребят, едущих Волги восхищение и
уважение.
Какой русский не любит быстрой езды? Правильно, только хреновый
русский не любит быстрой езды.
Потому что нам всегда хочется летать. Скорость — это ощущение
полёта. Будто бы неведомая сила посадила тебя на крыло и несёт
прекрасное будущее.
И вот уже всё летит навстречу: жизнь, километры, новые люди и
приключения.