— Ну, что же. Это прекрасно. Я искренне рад, что все обошлось
без трагических последствий.
— Присаживайтесь, пожалуйста.
Я предложил жестом руки сесть на стул, который стоял рядом с
моей кроватью.
— Спасибо, — он отказался, — мы вас, не сильно потревожили?
— Нет, нет, что вы. Наоборот. Я хотел бы извиниться…
Но Трубецкой жестом ладони, как бы попросил меня умолкнуть, не
дав договорить. В его осанке и внешнем облике было что-то
особенное, неизъяснимое. То чего я раньше никогда не видел в живую,
только в кино. От его фигуры буквально веяло вежливостью,
благородством, чувством собственного достоинства и любви к
людям.
— Получается, Александр Сергеевич, что вы со всеми нами знакомы,
или как минимум уже встречались ранее?
— Не совсем, — ответил я разглядывая моего собеседника. Это был
высокий красивый седовласый мужчина, загорелый и мускулистый, лет
шестидесяти пяти. В его движениях и тембре голоса читалась
искренняя доброжелательность и уверенность в себе.
— В прошлый раз Николая Соменко в гараже не было, я просто
раньше видел его на гонках в Химках.
Четверо посетителей начали переглядываться между собой.
— Вот как. Вы интересуетесь гонками? — продолжал улыбаться
Трубецкой.
Тут не выдержал и подал голос «азербайджанский пациент» из
противоположного угла палаты:
— Да какой там «интересуется»! Слушай, отец! Он всех чемпионов
гран при Монако по именам знает, все «ралли-малли» знает, кто-когда
выиграл. Клянусь, честное слово, я таких пацанов в жизни не видел.
Он только про машины и говорит, рот не закрывается у него.
Все обернулись в сторону больного, рядом с которым стояла
женщина и санитарка, пришедшая заменить судно.
— Прекрасно, — Трубецкой снова обратился ко мне потом посмотрел
на одного из спутников — Артур, что стоишь?
Тот качнулся будто что-то вспомнил, он держал в руках авоську в
которой лежали яблоки и апельсины.
— Примите гостинцы, прошу прощения, кроме апельсинов в магазине
ничего не нашлось, а яблоки из моего сада. Шампанское, так сорт
называется.
Что за стиль разговора у него? Я не ослышался? Гостинцы? Правда
как в кино. Каналья, как же я себя неудобно чувствовал. Мне было
ужасно стыдно.
Казалось, что мои щеки полыхают, словно Москва с приходом
французов в отечественной войне двенадцатого года.
Я им расколошматил гоночную машину в дрободан, а они принесли
яблок и апельсинов, ещё и извиняются передо мной. Лучше бы уж
обругали. Это было сродни пытке.