По счастливой случайности зубы
остались в относительной целости, хоть от некоторых
откололись целые куски. Пока еще острые края рвали губы,
и я постоянно чувствовал кровь во рту. Что ж,
по крайней мере, работа с киркой мне уже не кажется
таким жутким занятием — ясно, что меня ждет кое-что похуже
в случае неповиновения. И не стоит забывать, что
двое из тех, кого также пропустили через строй, уже
не приходили в сознание: из томильни вынесли
их окоченевшие тела только через день, как они испустили дух.
А я все еще жив. Еще жив. Мне снова повезло.
Когда же я научусь действовать себе во благо?
Уж самое время. Еще одна глупая выходка и мне точно
конец.
Прошла еще неделя, а Сеппель все
еще выглядел хуже остальных. Ему слишком сильно перебили
спину — теперь он ходил сильно скособочившись, одна рука
висела ниже другой, и, видно, плохо слушалась его. Странно,
но я уже не испытывал ни к нему,
ни к остальным виновникам моего заключения никакой
неприязни. Да и какой смысл держать вражду в сердце,
коли можно только ухудшить свое положение. Гнев тяжкий,
и бесполезный груз. И даже вся моя ненависть
к угнетателям, казалось, уступила место отупляющему
равнодушию.
Я умру здесь. Осталось выбрать
как: отойти самому, угасая постепенно, как прогорающая лучина, или
броситься на стражника и умереть на мече. Такое
здесь не редкость, хотя чаще всего слабые и изнуренные
узники не могут причинить должного вреда надзирателям —
их или просто забивают дубинками, или вешают на следующий
день. Никакой тебе «благородной смерти в схватке», как любил
говаривать этот старый дурень Даг. Неведомый! Сто лет в обед,
а такие глупости в голове. Нейр был поумнее. Видно,
возраст вовсе не всегда приводит к мудрости. Дома...
Кхе... Дома каждый наш старейшина был по-своему мудр. Может это
из-за правил Белого пути? Никчемных отсеивают —
и в этом истинное благо? Бедный Хаген — на что
он потратил последние дни жизни? На меня! Я этого
не заслуживал. Дикость. Безумие. И почему-то мне снова
смешно. Не сдерживая себя, я разошелся в хохоте. Бил
киркой и смеялся.
— Эй, ты, придурок! Быстро
захлопнул варежку!
Я бросил взгляд
на оторвавшихся от костей надзирателей, которые все как
один уставились на меня круглыми глазами и выглядели
обеспокоенными. Я убрал улыбку и умолк. Слева стоял
Сепп — и тоже смотрел на меня. Два дня назад его
и остальных людей перевели к нам. Пока мы пускали
слюни в томильне, неопытный проходчик к собачьей матери
обрушил штольни Белого рудника, и почти всех каторжан
засыпало. Так что я был в старой доброй компании: Торли
с Ортвином впереди в третьем тоннеле, Нейр с Дагом
у пятого. А тут, в четвертом, мы с моим
бывшим горе-проводником. Я подмигнул и улыбнулся южанину
и с удвоенным усердием задолбил камень.