— Зачем ты пошел
за мной, глупый, трусливый мальчишка?
Я, конечно, не храбрец,
но и трусом я себя не считал. А сейчас
в этом начал сомневаться. От его руки исходил запах,
который, казалось, ухватил меня за нутро и грозил
вывернуть наизнанку. Он ткнул меня пальцем в грудь.
На коже остался кровавый отпечаток Он всматривался
в меня с каким-то голодным вниманием, и неясно, что
было более пугающим — пустая глазница или мутный безумный
взгляд. Желудок свело. Хотелось бежать, но ноги
не слушались, и я не мог оторвать взгляда
от его изуродованного лица. Усилием воли я подавил
подступившую тошноту — сил хватило только на это.
— Думаешь ты достоин жить,
слабак, — Хаген шагнул ко мне и крепко схватил
за плечо, — В ком нет воли — нет и силы.
Ты слаб... И ты боишься меня...
Его лицо так близко. Видно мышцы
на обнаженной челюсти, гнилые зубы. Это запах. Меня затрясло.
Я хочу убежать. Хочу убежать от него.
— Трусливые собаки умирают
от своего собственного ужаса...
Мне захотелось выцарапать себе глаза,
лишь бы не видеть это жуткое лицо.
— Ну же, скажи мне,
Тэмиель, что тебя ждет? Ты ведь уже знаешь...
Я зажмурил глаза. Но все
еще слышал его...
— Открывай глаза, чертов
мальчишка!
Нет, нет, нет. Лучше ничего
не видеть.
— Тебя пинками подымать? Хватит
притворяться!
Это был голос отца. Я открыл
глаза. Я дома, под шкурами, только ноги торчат. Дверь открыта,
тянет холодом. Родитель нависает надо мной с тем самым
скукоживающим выражением лица, с которым он всегда
наблюдал за моими воинскими упражнениями. На мгновение,
всего на одно мгновение, мне захотелось нырнуть обратно,
в безопасный кошмар.
— Уже почти рассвело. Собирайся.
Уходишь с Хагеном. Слушайся его во всем.
И не болтай ни с кем, ежели встретишь. Жди его
за дверью.
Я откинул шкуры и сел.
Начал нашаривать рукой книгу.
— Я собрал тебе дорожную
сумку. Возьмешь с собой копье.
Он нахмурился сильнее, пока
я шуровал уже обеими рукам в поисках своего
сокровища.
— Твоя чертова книга тоже
в сумке. Неведомый знает, какой от нее толк
на пустошах, но ты бы с ней все-равно
не расстался. — он вздохнул и начал отходить
к погребу, — Позовешь меня, как все будет готово. Только
не громко, мать еще спит.
От сердца отлегло только тогда,
когда я проверил сумку и нащупал книгу. Успокоившись
я подошел к двери, зачерпнул пригоршню снега, растер
лицо. Слегка взбодрившись, напялил штаны, натянул сапоги, накинул
телогрейку и куртку, нахлобучил облезлую меховую шапку. Долго
не мог найти второй снегоступ — нашел его под лавкой
вместе с надорванным ремешком. Привязал снегоступы
и закинул на плечо сумку. Вязаный платок я намотал
вокруг шеи. Отполированное древко копья непривычно легло
в руку. Вот и все сборы. Я вышел за дверь.