— Тебя взяли на Большой
гон?
Кивок головы. Суров. Как только Берси
стал мужчиной, то стал брать пример с других охотников:
отвечал мычаньем и жестами, если была хоть какая-нибудь
возможность не раскрывать рот. Выпендривается. Никогда
не понимал этого.
— А что ты делаешь
здесь? Не отстанешь от остальных?
Он махнул рукой, будто
я сказал глупость. Ну да, небось не отстанет,
не чета мне. Он-то настоящий носгот. Тем временем брат присел
рядом и мялся, отводил взгляд, шумно втягивал воздух
и выдыхал облачка пара. Явно хотел что-то сказать,
но слова ему явно не давались.
— Я не смогу
вернуться, так что мы скорей всего больше
не встретимся, — я посчитал, что лучше взять
инициативу и выпалить все, как на духу.
— Ты попрощаться пришел, я понимаю. Спасибо.
Он хмуро кивнул
и насупился. Я не смог удержаться и щелкнул его
по носу — Берси дернулся и обиженно уставился
на меня. Грозный маленький охотник, ты смотри!
Я помню времена, когда он шатался за мной всюду,
будто хвост, и прятался за меня, когда его что-то пугало.
Теперь уж это сложно представить. Я рассмеялся.
— Что?
— Клянусь предками, Берси —
ты всегда доставлял мне неприятности. Из-за тебя мне всегда
влетало: сначала за твои проделки, потом за твои успехи.
Больше — за твои успехи, что особенно паршиво.
И все же, я буду крепко по тебе скучать.
— Угу.
Мы сидели и смотрели
на реку, на светлое пятно солнца за облаками,
на заснеженные деревья. Так тихо, так спокойно. Впервые
за несколько лет пропало это гнетущее беспокойство. Как будто
кто-то перестал сжимать все мое нутро железной хваткой. Здорово
было вот так сидеть, молчать, не торопиться
и не ждать. На несколько ударов сердца в груди
остался лишь покой. Такой покой.
Каркнул ворон и снялся
с ветки надо мной. Брат проводил его глазами и тоже
поднялся с места.
— Доброй охоты, Берси.
Попрощайся с мамой за меня. Скажи, что я буду
скучать.
Внезапно брат наклонился
и неуклюже, но крепко обнял меня. Берси отпрянул
так же быстро, как и подошел. У юного охотника
горели уши. При всем его мастерстве, самым большим мастером Берси
был именно в искусстве смущения. Он добрый малый,
но каждый раз, когда проявлял заботу, краснел пуще девки.
Выражать эмоции ему давалось с большим трудом.
— Может свидимся еще, —
прошептал он.
— О, я вернусь,
сразу же, как у меня вырастут яйца.