Я снова раскрыл книгу. Укус зверя.
Бесовка. Хм. Не то. И это тоже. Вот! Вроде то, что надо. Я начал
читать: «...также
называемая дрожницей, водяницей и бесовкою. От дикого
больного зверя, от укусов и царапин зараза идет,
и через несколько дней становится ясно, ежели болезнь
прижилась. Больной пить не может, от одного вида
и запаха воды его колотун бьет, лоб да живот горячат,
а руки с ногами холодныя. Чем слабже был больной
до хворобы, тем быстрее его напасть одолевает. Як только
бредить начнет да кидаться — значитца, все, прощаться
с ним можно — потом его паралич разобьет, и вскоре
он дышать перестанет. Излечить такую заразу можно только ежели
сразу подметить, рану промыть настойкой полынною, да кровь
пустить пиявкой или лезвием, и затем поить рассольником
с травами хинагиса. Но даже тогда больного
не спасти, особливо если укус в грудину
да в шею приходится...» Неведомый! Верманд, как же
тебя... Крыса! Тогда, в подземелье. Малюсенький укус — и все.
Ничего не сделать, слишком поздно...
— А ты и вправду
выходит, Фараэлев служитель. Я заметил на книге знак
пламени. И читать могешь. Ты уже прости, недоверчивого
старика... — староста присел ко мне и всем видом
выражал извинения.
— Никакой я не жрец,
Каспар. Грамоту разумею, во врачевании чутка смыслю,
да во славу его молитвы причитаю... А толку-то?
— я горько усмехнулся и пошел мочить ветошь, чтоб
смочить рот Верманду.
— Не нашел что ли
способа? — спросил Инграм.
— Нет такого способа. Все, что
можем, это облегчить страдания, — я тяжко вздохнул.
— И молиться. Может Фараэль снизойдет до помощи там,
где мы бессильны.
Пока отирал Верманда и проверял
прочность узлов на его путах, остальные молчали, покуда Каспар
не заговорил об обеде и не пошел греметь
посудой. Я еще раз перечитал все о болезни,
но ничего полезного не нашел. Шансы у Верманда
никакие. Иногда он болезненно дергался и что-то невнятно
бормотал. Я ничем не мог не помочь,
но и оставить его не позволяла совесть. Без него
мы бы никогда не выбрались из Драмунгваарда.
Вечер опустился неожиданно быстро.
Стало совсем темно, только красноватый свет очага озарял хатку.
Внутри она-таки оказалась деревянной, а не целиком
из земли и каменьев, как мне подумалось. Обед шкварчал
в казане, и от запаха сводило нутро. Когда
мы последний раз ели? Утром? Похлебка из полусгрызенной
козьей ножки на четверых. Я был очень голоден,
но на приглашение отужинать ответил отказом. Заставить
себя что-то съесть я не мог, и сон ко мне тоже
не шел, несмотря на усталость. Так я и сидел
подле разведчика, иногда окропляя водой его спекшиеся губы,
вслушиваясь в негромкий разговор Инграма с хозяином дома.
По крайней мере мы снова свободны и заночуем
в тепле. Это многого стоит.