Инграм снова запрокинул голову,
припав к бутыли, а Улле только взглянул на меня
своими печальными собачьими глазами. Сердце разрывается. Нет! Так
больше тянуться не может. Я решил как-то разрядить
обстановку.
— Инграм, ты лучше
расскажи, чего это ты всю работу на Улле сваливал,
а сам пропадал? Чем занимался, шельма? Бутылки воровал?
Я прекрасно слышу, как бренчит твой мешок.
— Хо! Не было нужды!
Бабоньки сами надарили, хоть отказывайся! Я кой-чем
поинтереснее был занят, — тут он глумливо хохотнул.
— Помнишь Ирмалинду, рыжую такую, фигуристую?
Ох и хороша, баба! Я как ее увидал,
то сразу понял — огонь! Об заклад был готов биться,
что есть у нее такие ямочки наджопные, ну ты знаешь.
Иль не знаешь? Ох, Хаген, ты даешь! Серьезно? Ха!
Покраснел-то! Ну ладно тебе, не обижайся! Я ж
подначиваю. Так вот, ямочки там и впрямь имелись...
***
После того вечера, когда
мы наконец разобрались с гнетущей нас темой, наше
путешествие уже не было таким мрачным.
Да и распогодилось. Дорога до Крестцов заняла
на один день больше, нежели мы рассчитывали,
во многом благодаря тому, что мы умудрились сбиться
с пути. Позже нам свезло и вышли к реке, к той
самой Креченке, которую поминал староста, и уже идя вдоль
ее берегов, наконец, вышли к деревне на исходе
восьмого дня пути.
В темноте эта деревенька
выглядела точь-в-точь как хутор, который мы покинули. Только
домов здесь было раза в три больше.
Ну и не было тут следов запустения.
И на речке Крестцы стоят. И трактир у них есть,
и даже улочка центральная. Ну да. Совсем не похоже
выходит.
Трактир назывался «Серая кошка»,
о чем недвусмысленно намекала резная вывеска на добротном
домике с конюшней. Деревянная кошка была страшенной: один глаз
больше другого, и лапы больше похожи на конские копыта,
хвост-трубой походил на палицу, но некоторое сходство
определенно было. Мы зашли внутрь. Я обвел помещение
глазом. Народу было не много. Четыре из девяти столов
были совершенно свободными, а остальные занимали местные, что
были заняты питьем или игрой в кости. Нас одарили кратким
взглядом и тут же вернулись к своим разговорам.
Я повел Улле к свободному
столу в дальнем углу, а Инграм сразу же устремился
к стойке предвкушая очередное питейное излишество. Денег
у нас не было, а у Инграма откуда-то завелось
несколько серебряных орлов. Как он умудрился
их выклянчить у бедных женщин? Вернее, как у него
наглости хватило клянчить и принимать такие подачки
от бедных вдов и одиноких старых дев? Понять я этого
не мог, одобрить тоже, но с другой стороны,
было бы сущим двуличием укорять человека, который сулил нам
горячий ужин.