Я просто никчемный, жалкий трус.
Застыл от ужаса, пока товарища разрывал зверь. Позор! Ведь
знал, что делать, но в нужный момент... Ненавижу себя
за это. За трусость, за нерешительность,
за дрожь в коленях и ватные руки. Пускай
я заживо сгнию вместе со своей трусливой душонкой, если
я еще раз подведу товарища, поддавшись страху. Не позволю
Хагену бесславно умереть, после всего, что он сделал для меня.
Мы обязательно доберемся. Я не облажаюсь снова.
Костер догорал, Хаген спал, ночь
медленно отступала. Я продолжал сидеть и думать
о произошедшем, о своих ошибке, о судьбе,
о словах старика. И каждый раз я возвращался
к той череде случайностей, что позволила нам выжить. Новые
мысли, до которых я бы сам не додумался,
просачивались в мою голову, как вода в песок. Неважно
насколько ты слаб, насколько дрянные у тебя шансы
и в каком худом положении ты оказался. Если
не опускать руки, у тебя будет шанс. Может все наперед
и предначертано волей богов, но мы об этом
высшем плане не знаем ровным счетом ничего. Но по-другому
и быть не может, так ведь?
Нет смысла трястись за собственную
шкуру каждое мгновенье. Все равно в жизни полно боли и страха. Об
этом нельзя забывать, нужно быть готовым, и страшиться только
тогда, когда есть причина. Иначе и жить не стоит. Я достал свой
нож, потрогал затупленную кромку лезвия. Так ли я слаб, так ли я
напуган, чтобы отказаться от борьбы и выпустить свою душу к
Неведомому? Я посмотрел на старейшину. Сквозь тяжелое дыхание
вырывались стоны наполовину с хрипами. Вот кто никогда не сдавался.
И мне не стоит.
***
Наутро после схватки с варгом
Хаген еще пытался вести меня, как раньше. Залив в себя остатки
настойки, он шел вперед, опираясь на выломанное деревце,
как на посох. Шел бодро, без жалоб, до первого падения,
когда нога подвела его. Самостоятельно встать он не смог.
Дальше мы продвигались вместе — я закинул его руку
на плечо и обхватив за спину вел, не давая
снова упасть.
Два дня на тропе,
с хромающим стариком, которого приходилось буквально тащить
на себе, дались мне нелегко. Мы бросили все лишнее,
оставив лишь по паре шкур, да остатки еды,
и все-равно двигались втрое медленнее, чем планировали. Раны
Хагена почти не кровоточили, но сильно воспалились,
отчего он то жаловался на жар и норовил
раздеться, чего я ему не позволял, насилу застегивая
одежду, то судорожно дрожал от озноба. Все время, покуда
он не закусывал губы от боли, он болтал,
несмотря на сбитое дыхание, как будто хотел рассказать все
истории за раз.