Погнался, дурак, за оленем, и сам не
заметил, как заплутал. Если бы не тот караван, сгинул бы. Но
повезло, заметили меня и спасли, только вот дернул меня Неведомый
за язык: «проси, чего хочешь». А торговец в ответ: «первенца моим
именем назови». Кто ж знал, что караванщик - женщина? Ох, и
лютовала Илва тогда. Первый раз рассорились вдрызг. Дурно чужим
именем называть, но слово есть слово. Никогда не думал, что меня
женщина поколотит. Крепкая у нее все-таки рука, только нутро
мягкое. Всю жизнь она так: то за меня, то за детей трясется, как
самка глухаря.
Только за Тэмиелем мы не уследили.
Может я виноват? Может все от имени зловредного? Или… Нет, нарушить
обещание было бы куда хуже. И ведь рос же как все. Драки-догонялки.
А потом свалился с дерева у Зрячего камня и голову расшиб. Думал,
все, конец. Три недели без сознания, и три недели Илва без сна и
отдыха за ним ухаживала, совсем позабыв о нас с Берси.
А ведь если вспомнить, то уже тогда
Видар предлагал Тэмиеля оставить в снегу, за границей леса.
Заботливый сукин сын. Хоть хватило ума со мной не махаться, а то я
бы уж его уделал. Может и стоило бы? А, вот они, эти мысли, как
всегда. Надо еще кружечку, чтобы успокоиться.
***
Мерно потрескивал огонь, едва слышно
посапывала жена, пес грел ноги. Должно быть спокойно, но внутри все
кричит. Белый Путь, изгнание, всегда означает только одно –
одинокую смерть в снегах. В пустоши не выжить никому. А он лежит
там, за развешанными шкурами, по другую сторону от очага, шкерится
и шуршит проклятыми страницами, как будто разумеет, что там
написано! Может и вправду, проклят тот камень, который ты кровью
окропил? Во сне болтает, в облаках витает, ходит, как пришибленный,
а с охотой и воинским делом не везет так, что кажется, будто сам
лес его отвергают. Или просто судьба такая? Хлад, смилуйся! Что же
мне делать? Что я могу? Как Илве в глаза смотреть? Боги, это
несправедливо!
Хм… Чудится мне, или взаправду кто-то
стоит за порогом?
Только в самую темную ночь,
Когда
дум тревожных не счесть,
На пороге, как блудная дочь,
Появляется добрая весть.
Из
сборника Ремула Кассиуса
«Языческий фольклор северных
пустошей»
Отец заявился затемно. Молчал. Только
тяжело повздыхал да уселся за бутылку. Знает, точно
знает. Плохие вести расходятся быстро. Еще бы, такая хохма!
Зверя упустил, лук сломал и нож потерял. Если когда-нибудь
сочинят сказку про горе-охотника, то это будет история обо
мне. Только вот герои сказок обычно живые, а я, скорее всего,
таким останусь недолго. Старейшина Видар пугал отправить меня
в Белый путь сколько я себя помню, и, кажется, скоро
осуществит угрозу.