— Хорошо, Хаген. Что надо
сделать?
— Просто собери сумку съестных
припасов, что не портится. Мех с настойкой был бы
кстати. И пусть возьмет копье. Да выстави его
за дверь незадолго до рассвета. Об остальном
я позабочусь. Ну и не болтай ничего. Когда
спросят, чего это я удумал — ответишь, как обычно, мол
не их собачье дело. И зыркни, как ты умеешь,
чтоб не докапывались.
— Считай сделано. Ты лучше
скажи, это... Даже караванщики жалуются, что дорога стала совсем
несносной. Как думаешь справиться? Есть шанс добраться?
В смысле у сына, есть шанс? Ты-то я знаю, уже ходил
на Юга. Но это когда было-то! Ты еще молодой был,
наверно моложе меня сейчас...
Отец замолчал, когда Хаген разразился
клокочущим покашливанием, будто пес заворчал. Не сразу
сообразил, что это клокотанье — смех старейшины. Отгоготав
свое, старик прищурился и затянулся трубкой.
— Да я и сейчас
покрепче тебя буду, папаша. Так-то ты на мне
на добро отвечаешь?
— Извини, я не думал
обидеть... Просто...
— Будет, будет тебе. Мы еще
даже не ушли. Чего загадывать? Может и не дойдем.
Дело нешуточное, это правда, но уж лучше, чем одному
в Белый Путь топать. Один Хлад знает, как все обернется,
но я всегда говорил, что лучше рискнуть разок, чем гадать
и на милость богов уповать. А ты, однако,
разболтался, а говорил — не в настроении. Кхе.
— старейшина растянулся в улыбке.
Тут лицо Хагена приобрело прежнее
суровое выражение.
— Колем, я уже
не молод, и давно уж не так силен. Держать путь
на своих двоих, да еще и в середину зимы,
по пустошам — задача та еще. Добраться
до Драмунгваарда будет непросто, это правда,
я и не спорю, однако шансы на успех есть.
И может у паренька даже получше моего выйдет. Я бы
назвал это верным решением. Выбор у твоего сына все равно
невелик.
— Я понимаю. Спасибо тебе,
старейшина.
— Пока не за что.
Не думай, что это я такой весь из себя добряк —
защитник сирых и убогих. Просто не хочу дожидаться
старческой немощи, а потом уходить прочь, как побитая собака,
умирать на снегу. — старик, смачно затянувшись, пустил
несколько дымных колец, — Я никогда не был добрым
носготом. Слишком долго пробыл вдали от Ваас’омниса. Даже язык
не поворачивается назвать эту мерзлую глушь домом. И, коли
правду сказать — всегда мечтал умереть в шумном трактире
или душистом борделе, под какой-нибудь сочной бабенкой,
в стельку пьяным. Так что я не только парню,
но и себе пытаюсь выбить местечко, где оно поприятней
будет.