— Думал, что я про тебя
забыл? Я слово держу. — он наклонился к моему
уху и зашипел, — Я тебя, скоморохову падаль,
заставлю землю жрать и кровью мочиться.
От его удара я кубарем
скатился вниз, в темноту, расшибся о землю и почти
сразу же исполнил первое обещание Свенда — набил рот
землей. Хотелось ему что-то ответить, что-нибудь остроумное
и обидное, но в голову, как назло, ничего путного
не приходило. Может и к лучшему. Входной люк
захлопнулся и лязгнул засов.
Внутри было душно,
а от земли веяло холодом. Слепо оглядываясь
я кое-как поднялся на ноги и уперся головой
в низкий потолок — в полный рост было
не встать. Солнце почти зашло — света падающего сквозь
маленькие, забранные решетками оконца, едва хватало на то,
чтобы разглядеть силуэты людей перед собой. Узники ямы
расступались, давая мне пройти дальше, и при этом
беззастенчиво переговаривались обо мне.
— Этот долго здесь
не протянет, если за него серьезно надзиратель
возьмется.
— Его что ль
на веревке протащили?
— А что за птица?
Из политических?
— Навроде того,
с Тирентом-предателем якшался.
Да не, он вроде
не из дитмаровых дружин — прибился в дороге,
не повезло бедолаге...
— Ну конечно, прибился!
Наврал поди. Трус он и есть трус — все что угодно
набрешет, коли шкуру спасает.
— Во-во, верно Лейх говорит.
Вздернуть таких надобна — и вся недолга. Шоб неповадна
было!
— Да лучше так, чем
на паскуд вкалывать за просто так.
— Вот иди и вешайся. Ишь,
умник нашелся!
Голоса стихали, покуда
я проходил в конец ямы, где людей было поменьше. Там
я и остановился, устроившись у земляной стены.
Не смотря на холод, из отхожего места тянуло так,
что дышать становилось невозможно. Видать кого-то недавно
прихватило.
Сверху по доскам заходили
стражники и начали светить факелами в узкие отверстия
в досках. Потоптавшись немного, наши надзиратели сошли
с крыши томильни и о чем-то заговорили. Вскоре
голоса пропали. Настала ночь и все потонуло в кромешной
темноте. Сквозь доски звезд был не видать. Жаль. Я успел
привыкнуть к их виду.
Сон не шел. Я обхватил
руками колени и прижался к ним подбородком. Хотелось
пить. Живот рычал, что дикий зверь. И не у меня
одного. Покрытые коростой раны чесались, члены онемели
и потеряли чувствительность. Вскоре мы все сбились
в одну кучу, прижавшись к друг другу боками
и спинам, чтобы хоть как-то согреться.