— И что нужно сделать, чтоб
свалить отсюда?
— Копыта отбросить, ясное
дело.
Спасибо, я пока еще немного
поцокаю. Ох, не зря меня та злополучная компания
предостерегала насчет крепости. Неужели я останусь здесь
навсегда? Не верю. Не хочу. Должен быть выход. Старик
участливо посмотрел на мою унылую гримасу и тронул
за плечо.
— Ты не дрейфь, малец,
ща до рудного штрека дойдем — я тебе все
расскажу, чего да как. Авось помогет тебе мой совет подольше
протянуть. Жаль токмо редко молодые советов от старших
слухают...
Я советов всегда старался
придерживаться, особенное от людей опытных, и все же
толку от моей осторожности и учености немного, особенно
тут. Терпи и лямку тягай, вот и весь сказ. Или
я безнадежен, или просто не везет. Дерьмо.
Уж постараюсь как-нибудь протянуть. Я кивнул старику.
***
Удар за ударом. Вздох
и выдох. Пыль, осколки, боль в руках. Седьмой день пошел.
Или восьмой? Холера, да хоть двадцатый! Я все-равно
сбился со счета. Вставали мы затемно, и так же
возвращались к костру. Все время в шахте, руки сводит
судорогами, ладони в волдырях и занозах от рукояти
кирки. То и дело кусок породы отскакивал в опасной
близости от лица. Но хуже всего — каменная пыль. Она
забивалась в нос, в рот, лезла в глаза,
и вскоре полностью покрыла всю кожу и одежду.
Я начал кашлять. Те, кто здесь давно, заходятся раскатистым
кашлем, иногда харкают кровью. Старожилы пояснили мне, что ежели
изо рта кровь пошла — то все, осталось недолго.
Чем дольше ты на рудниках
Драмунгваарда, тем хуже выглядишь. Если забыть про худобу, грязь
и одежду, от надзирателей и деревнских горняков нас
отличало то, что они были похожи на людей,
а мы — на мертвецов. Кожа серела и туго
обтягивала выступающие кости, зубы стали шататься, изо рта шибала
вонь, волосы слезали пучками. Но хуже всего был взгляд.
Не у всех, но очень у многих я видел эти
глаза. Пустые, безо всякой тени эмоции, без следа мысли.
И только под градом ударов надзирателей, взгляд у таких
людей приобретал знакомое мне выражение — ужас и паника
затравленного зверя. Я не обманывался и понимал, что
в этих живых трупах видел отражение собственного будущего. Еще
немного, и я сам стану таким. Не важно, как скоро,
исход был неизбежен.
Но было хорошее. Я стал
своим. По-настоящему. Тут все были равны, все одинаково несчастны.
Имен мы не называли, чаще обходясь кличками,
да и о прошлом не расспрашивали, чтобы
не привязываться, а то ведь чуть ли
не каждый день из штолен уволакивали бездыханное тело.
В чем смысл запоминать имена, если не сегодня, так завтра
тебя или твоего бездыханного собеседника вот так же вытащат
и бросят в пропасть? Так, пустой треп, веселые байки
занимали нас за тяжелым трудом. Если молча махать киркой,
ни слова не говоря, можно было сойти с ума. Были
и такие.