Я молчал, не желая перебивать ее и сбивать с мысли.
— Ты будто забыл, что мы твоя семья. Отдалился, отгородился,
постоянно отмахивался от нас и закрывался в комнате. А потом вообще
уехал в другой город учиться, — и тут Хана посмотрела на меня. В ее
глазах я видел такую бурю эмоций, столько вырвавшихся на волю
чувств, что внутри что-то защемило. — А сейчас ты здесь.
По-настоящему. Ты словно снова стал нашим братцем.
В ее глазах стояли слезы. Мы смотрели друг на другу еще
несколько долгих мгновений, а затем она встала, и я почувствовал
легкое прикосновение к своему плечу.
— Спокойной ночи, братец.
И ушла, оставив меня одного с моими мыслями.
Я сидел на холодных ступенях, смотрел на звезды и впервые за
очень долгое время не чувствовал себя одиноким. Я был измотан до
предела. Физически, морально, психологически. Но это была усталость
не от пустоты, а от наполненности, от прожитого дня, от уборки, от
лепки пельменей, от разговоров, от смеха. Это была та самая
усталость, которая приносила удовлетворение.
Я не знал, сон ли это, кома или чья-то злая шутка. Но я понимал
одно. Я невольно становился частью этой жизни. Становился Акомуто
Херовато. И это было страшно...
___________________________________________________
Справка:
Гёдза (яп. 餃子) - это японские пельмени, которые произошли от
китайских цзяоцзы, но приобрели свои особенности в японской кухне.
Гёдза обычно готовятся с мясной (свинина, говядина, курица) или
овощной начинкой, обжариваются с одной стороны и затем тушатся на
пару.
Воробей стал ястребом – поговорка, чем-то похожая на нашу
«Неужто снег завтра пойдет». Тут использовалась в контексте, что
мол человек совершил что-то ему нехарактерное, и тем самым как
преобразился.
Энгава (яп. 縁側) - это японская веранда, открытая галерея,
примыкающая к дому вдоль одной или нескольких стен, часто
используемая для любования садом. Она является продолжением жилого
пространства и плавно переходит из закрытых помещений в открытую
террасу.
Пробуждение в этом доме, однако, совсем не напоминало рекламу
кофе, где лучезарная блондинка томно потягивается в белоснежных
простынях под пение райских птиц. Мое утро в приюте, как правило,
начиналось со звуков, способных поднять мертвого и заставить его
бежать марафон. Сегодняшний день не стал исключением. Виновником
моего резкого возвращения из небытия (где мне, кажется, в очередной
раз припоминалась Наталья Львовна, доказывающая, что сон — это не
приятная мелочь, а базовая потребность организма) стал глухой удар,
а затем — победный клич, достойный самурая, только что повергшего
врага.