— Так все-таки, Херовато-кун, — вдруг вырвал меня из райского
наслаждения господин Сато. — В больнице ходят легенды. Разрыв
пищевода, тампонада сердца, разрыв диафрагмы... Тайга мне, конечно,
в общих чертах рассказал, но он тот еще партизан. Расскажи сам.
Откуда такие знания у вчерашнего интерна?
Я почувствовал на себе тяжелый взгляд профессора. Он молчал, но
я знал, что он слушает. Слушает каждое мое слово. Казалось, что это
был не просто случайный дружеский треп, а настоящий допрос.
— Я… много читаю, — ляпнул я первое, что пришло в голову. — В
интернатуре было скучно, вот я и читал. Все подряд. Учебники,
статьи, зарубежные журналы…
— Читаешь, значит, — хмыкнул Сато. — Я тоже много читаю. В
основном меню в таких вот заведениях. Но от этого у меня не
появляется талант делать перикардиоцентез на коленке в приемном
покое. Тайга, — он повернулся к профессору, — ты же помнишь наш
случай в префектуре Киото? Когда привезли того рыбака с пробитым
легким? Мы тогда вдвоем над ним тряслись часа три, и то были не
уверены, что вытащим. А этот парень, говорят, в одиночку
справляется.
Тайга медленно поставил свою чашечку на стол.
— У того рыбака был осколок в миокарде. Другая ситуация, — глухо
ответил он. — Херовато, ешь. А то остынет.
В этот момент я зауважал профессора еще больше, ведь таким
образом он помог мне сменить тему. Желая побыстрее отвадить
приставучего господина Сато, я зубами вцепился в шпажку с куриной
кожей, хрустящей и соленой, и сосредоточился на еде.
Они же заговорили о своем. О каких-то общих знакомых, о новом
оборудовании, которое закупило министерство, о дурацких реформах. Я
сидел, пил пиво, ел потрясающе вкусное мясо и слушал, чувствуя себя
невидимкой.Словно снова окунулся в те самые времена, когда был
обычным молодым врачом, ходил на ужины с отделением и сидел там,
как мышка, боясь и слова сказать при умных взрослых.
В то же время краем глаза я поглядывал за профессором. Тот же
совершенно менялся рядом со своим другом. Плечи Тайги были не так
напряжены, а в уголках губ иногда даже проскальзывала тень усмешки.
Он все так же был немногословен, но его короткие реплики были полны
какого-то только понятного им веселья. Они были как два старых
солдата, прошедшие через огонь и воду и понимающие друг друга без
слов.
— А помнишь, как мы на последнем курсе подрались из-за медсестры
Асами? — вдруг сказал Сато, наливая себе ещё сакэ. Его голос стал
еще более расслабленным, наполненным воспоминаниями. — Ты тогда ей
такие стихи писал, ужас. Графомания чистой воды. А она выбрала
меня!