Первый час пролетел незаметно. Я бродила между стендами, листала новинки, слушала обрывки разговоров. «Улицкая опять про женскую долю...», «А вы читали последнего Пелевина? Полный сюрреализм!», «Детективы нынче не те, что раньше...» Знакомые споры, вечные темы. В издательстве «Эксмо» чуть не купила томик Ахматовой — красивое подарочное издание, — но вовремя одумалась. Восемьсот рублей. Почти десятая часть месячного бюджета на еду.
Около двух часов я присела на лавочку возле кафе-зоны, развернула бутерброд. Сыр уже слегка подтаял, хлеб размяк, но есть хотелось. Вокруг сновали люди с пакетами книг, довольные, воодушевлённые. Я поймала себя на зависти. Когда-нибудь и я смогу покупать книги не глядя на ценник. Когда-нибудь...
— ...писатель должен быть хирургом человеческих душ, — донёсся до меня мужской голос. Низкий, бархатный, с лёгкой хрипотцой. — Вскрывать нарывы, находить болевые точки, оперировать без наркоза...
Я обернулась. Метрах в десяти от меня, возле стенда какого-то малого издательства, собралась небольшая толпа. В центре стоял мужчина — высокий, широкоплечий, в тёмной рубашке с закатанными рукавами. Говорил он без микрофона, но голос разносился далеко, обволакивал, заставлял прислушиваться.
— Достоевский понимал это как никто другой. «Преступление и наказание» — это же не детектив о топоре и старушке. Это препарирование души убийцы, обнажение механизма, который превращает мысль в действие, философию в кровь...
Я встала, машинально отряхнула крошки с платья и двинулась ближе. Сквозь спины слушателей разглядела его лицо: правильные черты, тёмные волосы чуть длиннее обычного, серо-голубые глаза, которые, казалось, смотрели на каждого персонально. Ему было лет тридцать-тридцать пять, не больше.
— А современная литература? — он сделал паузу, обвёл взглядом аудиторию. — Она боится крови. Боится заглянуть в бездну. Предпочитает скользить по поверхности, развлекать, а не потрясать. Но настоящий писатель... настоящий писатель должен быть готов спуститься в ад. И вернуться оттуда. С трофеями.
Женщина рядом со мной ахнула от восторга. Пожилой мужчина в очках одобрительно кивал. А я... я просто стояла и слушала, как зачарованная. Давно, очень давно не встречала людей, которые говорили бы о литературе с такой страстью. В университете были профессора — умные, начитанные, но высушенные годами преподавания. На работе — редакторы и корректоры, для которых текст был просто набором знаков, требующих правки. А этот человек... он говорил о книгах как о живых существах.