— Вы сами пишете? — спросил кто-то из толпы.
Мужчина улыбнулся — неожиданно мягко, почти застенчиво.
— Пытаюсь. Но разве можно считать себя писателем, пока твои рукописи пылятся в столе? Настоящий писатель — это тот, чьи слова дошли до читателя. А я пока... пока только в поиске. Ищу издателя, который поймёт. Который не побоится.
Он продолжал говорить — о Бунине и эмиграции, о Платонове и советской цензуре, о том, как трудно сегодня пробиться настоящей литературе. Цитировал наизусть — длинные куски из «Братьев Карамазовых», стихи Мандельштама, письма Чехова. Память феноменальная. Или хорошая подготовка.
Я незаметно пробралась ближе, встала почти у самого стенда. И тут — случилось. Он говорил что-то про символизм у Андрея Белого, повернул голову — и наши взгляды встретились. Секунда, две, три. Мир вокруг как будто замедлился. Он чуть сбился, но тут же нашёлся:
— Вот, например, образ Софьи у Белого — это же не просто женщина, это воплощение вечной женственности, недостижимый идеал... — но глаза его снова скользнули в мою сторону. Едва заметная улыбка тронула губы.
Я почувствовала, как кровь прилила к щекам. Боже, что со мной? Веду себя как институтка какая-то. Наверное, надо уйти. Но ноги словно приросли к полу.
Выступление закончилось минут через пятнадцать. Люди начали расходиться, кто-то подошёл к нему с вопросами, кто-то сфотографироваться. Я медлила. С одной стороны, хотелось подойти, сказать что-то умное, показать, что я не просто восторженная дурочка, а филолог, редактор, человек, понимающий в литературе. С другой — а что я ему? Одна из многих слушательниц. Наверняка после каждого выступления к нему подходят женщины...
Развернулась, чтобы уйти. И услышала за спиной:
— Простите...
Обернулась. Он стоял в двух шагах, улыбался. Вблизи оказался ещё выше, чем казалось. И пах приятно — дорогим одеколоном с нотками древесины.
— Владимир Авербах, — представился, протягивая руку. — Спасибо, что слушали. Всегда приятно видеть по-настоящему заинтересованных людей.
— Елена, — ответила я, чувствуя, как его тёплая ладонь обхватывает мою. — Елена Троянская.
— Как Прекрасная? — он не отпускал руку чуть дольше, чем требовали приличия. — Надеюсь, из-за вас не начнутся войны.
Банальный комплимент, но почему-то не показался пошлым. Может, дело было в том, как он это сказал — легко, с самоиронией.