— Поцелуй великому воину ноги, и он
подарит тебе лёгкую смерть, — прозвучал шипящий голос.
— Поистине великий воин дарит жизнь,
— сказала Малика.
— Молчи, — прохрипел Адэр.
По диким законам Ракшады за слово,
обращённое к мужчине без его позволения, женщину приговаривают к
смерти.
— И если ты действительно великий, —
наперекор ему вновь заговорила Малика, — то отпусти нас.
Воин сел на табурет. Закинув ногу на
ногу, принялся что-то выводить прутом на полу. После недолгих
раздумий подал своим сообщникам знак пальцами. Те сползли с Адэра и
позвали Осу и Хлыста.
Адэр поднялся, расправил плечи и
замер в ожидании приговора.
— Даю за обоих двадцать моров, —
обратился воин к бандитам. — Ей привяжите на шею камень и скиньте с
обрыва. Его скормите пещерным крысам.
Слова ракшада не давали Адэру покоя.
Несмотря на конфликт между двумя сверхдержавами, воин недружелюбной
страны называет Могана великим, а его — жалким подобием.
Отец взошёл на престол в шестнадцать
лет во времена относительно тихие и спокойные. Народ жил ровно, без
особых потрясений, и Тезар походил на пруд со стоячей водой,
покрытой ряской и тиной. Моган с юношеским максимализмом расшевелил
тяжёлое на подъём высокородное сословие, робкое перед новыми и
трудными делами, выдернул народ из безмятежного пруда, очистил и
оживил воду.
Он действовал с полным произволом.
Его имя произносили сквозь зубы, смеялись над ошибками,
злорадствовали при неудачах. И только через долгие девять лет,
увидев первые результаты произвола короля, подданные заговорили о
нём с неподдельным почтением. А ещё через пять лет Могану дали
второе имя — Великий, ибо его знают современники, его не забудут
потомки, ибо его ошибки и неудачи временны, а заслуга перед
отчизной вечная.
Почему же он, престолонаследник
могущественного Тезара, в свои двадцать пять лет ничтожен и жалок?
Потому что у него клочок карты, а не богатая и сильная страна?
Потому что у него грубая и неотёсанная голытьба, а не сплочённый и
преданный народ?
Адэр посмотрел на Малику. Опустив
веки, она неподвижно сидела возле стены. На лбу бисеринки пота,
пересохшие губы плотно сжаты. Окровавленная ткань платья, вспоротая
прутом, открывала на плече глубокий дугообразный разрез с
вывернутой по краям плотью.
Адэр словно раздвоился. Его восхищали
смелость и выносливость Малики. Он столько дней черпал из этих
далеко не женских качеств собственную силу и понимал, что стержень
внутри него — это она, девица из низшего сословия. И в то же время
смотрел на неё, как смотрят на грязь под сапогами, боролся с
презрением, но ничего не мог с собой поделать.