Адэр отправится на поиски машины, а
она, ссылаясь на недомогание, останется в лагере, чтобы привести в
исполнение свой смертный приговор. Только прыгнет не в море, а на
камни. Она сама остановит своё сердце, ибо совсем скоро её чувства
умрут, исчезнет смысл бытия.
Ей суждено пробыть в сером мире всего
пару часов. Два часа из двадцати двух лет — вычет невелик. А
значит, жизнь прошла не зря.
Оса похрустел пальцами, приблизился с
показной бравадой. Растянув рот в ехидном оскале, так и замер,
приоткрыв изреженный ряд жёлтых зубов.
— Не смотрите ей в глаза! — гаркнул
человек в плаще. Подскочил к Осе и оттолкнул его в сторону. — Не
смотри ей в глаза!
Слишком неожиданным и сильным был
удар в лицо. Всхлипнув, Малика отлетела назад, затылком впечаталась
в стену и сползла на пол. В ушах загудело.
«Твою мать…» — «Какого хрена…» —
«Бурнус! Совсем сдурел?»
— Это моруна, — произнёс человек в
плаще и опустился перед Маликой на корточки.
— Брось, — насмешливо проскрипел Оса.
— Моруны все сдохли.
Бурнус скинул капюшон и открыл взору
Малики смоляные волосы, правильное, с тонкими строгими линиями лицо
и серые, как сталь, глаза. Перед ней сидел ветон — представитель
древнего народа.
— Хотела обуть нас на обе ноги? Не
выйдет, — процедил он сквозь зубы и бросил через плечо: — Такая,
как она, свела моего прадеда в могилу.
— Хватит лясы точить, — возмутился
прыщавый голодранец. — Хочешь быть первым — давай. Не задерживай
очередь.
— Стадо идиотов, — прошептал Бурнус и
поднялся. — Моруны превращают мужиков в рабов. Вы хотите стать её
рабами?
Бандиты переглянулись.
— Сказки всё это, — отозвался Жердяй.
— Не встаёт на девку, отвали.
— Моруну нельзя брать против её
желания, — встрял в разговор пижон с платком на шее. — Слышали о
проклятии? У того, кто её изнасилует, крыша едет.
— И ты отвали, — выпалил Жердяй.
— И отвалю, — огрызнулся пижон и
вышел из лачуги.
— Я слышал, что у морун светлые
волосы, — сказал прыщавый голодранец.
— А глаза? — спросил
Бурнус.
— Ну, чёрные. И что? — Хлыст пожал
тощими плечами. — У нас в Горном баба жила. Глазищи были как два
угля. Мужики к ней через одного бегали. И ничего, никто не
чокнулся.
— Мужики бегали, а она принимала, —
упирался Бурнус. — В проклятии говорится о насильниках.
— Да разве ж баба лежит как стелька,
коль не по желанию? — прогнусавил прыщавый.