— И то верно, — согласился Оса. —
Девка ждёт, а мы яйца парим.
— Ага, ждёт, когда ты вдуешь, —
усмехнулся Бурнус. — Если уж проклинать, то наверняка.
Хлыст навис над Маликой:
— Эй! Шалава! Рассуди нас с братками:
ты моруна или нет?
Прыщавый почесал в паху:
— Так она тебе и скажет.
— Брехня всё это, — обозлился Жердяй.
— Нет морун и баста! А если у вас кишка тонка, не мешайте. — За
лодыжки оттащил Малику от стены. Навалился сверху. — Да что ж ты
трясёшься? Неужто под мужиком не была?
Малика запрокинула голову. Мальчишка,
глядя на неё, беззвучно шевелил губами.
— Вайс, отвернись.
Жердяй заёрзал, втискиваясь между её
ног:
— Дурочка, расслабься.
— Сынок! Отвернись! — взмолилась
Малика.
Жердяй оттянул ворот её платья,
уткнулся носом в шею:
— А пахнешь-то как! — Лизнул. — Ах,
ты ж моя сладость.
Прижался щекой к её груди:
— Сердечко бьётся… — Заскользил
пятерней по ноге Малики, приподнимая подол платья. Выдохнул: — Ох,
ты ж Боже мой…
Скрипнула дверь.
— Я вспомнил! — прозвучал от порога
голос пижона. — На спине моруны должны быть письмена.
— К чёрту письмена, — простонал
Жердяй.
— Жердяй! — сказал Бурнус. — Давай
посмотрим.
— К чёрту!
— Жердяй! — гаркнул Хлыст.
Взвыв, бандит сполз с Малики.
Перекатил её на живот. Рванул платье.
Она знала, почему мучители
затаили дыхание. На её пояснице не просто письмена. По телу бегут
строчки, бледнеют, на их месте появляются новые фразы на разных
языках и наречиях. Она не могла их прочесть и тем более запомнить,
но чувствовала, как ежесекундно раздвигаются границы её сознания, и
понимание многих вещей возникает непостижимым образом из
ниоткуда.
«Дьявол!» — «Что это?» — «Ведьма…» —
«Ну её на хрен!»
Жердяй перевернул Малику на
спину:
— Ладно… Насиловать нельзя? Не будем.
— Развязал ей руки. Встал на колени, спустил штаны. — Возьми его.
Бери, говорю!
Разжал её пальцы. Вложил ей в ладонь
липкую плоть. Под крышей лачуги пролетело надсадное «ох-х-х».
Подёргался взад-вперёд:
— А теперь возьми конфетку в ротик. —
Обхватил пятернёй её челюсть. — Рот открой!
Попытался всунуть пальцы между
стиснутых зубов:
— Открой рот, сука! — Заехал кулаком
Малике в нос. — Ори, падла!
От следующего удара лопнули губы.
— Я ж тебе, сука, всю морду расквасю.
Открой рот!
От очередного удара заложило уши и
загасило свет.
И тут как ахнуло ботинком в бок!
Малика скрутилась клубком. Пинок в спину заставил выгнуться и
открыть для удара живот. Каждая новая боль заглушала предыдущую. В
глаза впивались искры — разве искры не должны вылетать из глаз? И
дышать можно только в себя — выдохнуть не получается. Вдруг накрыла
единая сокрушительная боль и потащила за собой в чёрный
водоворот.