В остальное время - страница 5

Шрифт
Интервал


с расписанием человеческих трагедий, и уснув,
я заранее знаю
детали моего
пробуждения – шум улицы, тишина в гостиной
и призрак навязчивый темного чулка.

«Кран открытым…»

Кран открытым
оставили, льется вода в пустом
доме, надо вернуться
и закрыть.
Ребенка у бабушки оставили,
одного, на выходные,
надо вернуться
и забрать. Поступок, с которого
не стирали пыль
годами, оставили
прошлого на дне, теперь надо
вернуться
и забыть.
Неделю уже мучает ощущение,
что зачем-то
к тебе вернуться
необходимо. Вернулся бы, но я
знаю – тебя там уже нет.

Часть II

Пора пробуждения личинок

«Потом я собрал…»

Потом я собрал
все осколки, но это было потом.
Я собирал их
салфеткой, чтобы не пораниться.
Осколков была
уйма, и чем мельче, тем больше.
Над крупными
я не плакал, а вот те, что почти пыль,
расстроили меня
очень сильно и заняли время.
Видимо, совсем
целое они не напоминали, и
по отдельности
каждый кусочек был очень острым.

«Тем летним…»

Тем летним
днем отец (еще сын) и
дед (еще отец),
заглушили
мотор перед нужными
воротами, и дед
(еще отец)
достал монету кинуть –
кому вести
обратно, и отец
(еще сын) выбрал решку,
и они вышли,
а вокруг них
роились комары, и в траве
шумели кузнечики,
и монета,
сверкнув в закатном луче,
приземлилась орлом
на ладонь
деда (еще отца) и отец
(еще сын), улыбнувшись,
открыл калитку
и увидел мать (еще дочь),
у нее тогда была
мальчишеская
стрижка и наглый взгляд,
как у тех, кто
ужасно стесняется.
Тем летним вечером отец
(еще сын) напился,
и за полночь
дед (еще отец) сердито
запихнул его в
машину и
тронулся в путь, а над
ними горели
звезды, как
сумасшедшие, и одна из
них была мной,
сыном отца
(еще сына), храпевшего
рядом с дедом (еще отцом).

«Мне было…»

Мне было
три, октябрю шесть, ветру
десять, матери
двадцать пять,
я собирал желуди под дубами
и складывал в
ведерко,
октябрь пробовал заиндеветь,
ветер дергал
деревья за
пурпурные ветки, а мать капюшон
мне поправляла и
смотрела в
сапфировые небеса, вытаскивая
сигарету из
пачки Явы
явской. Мне было три, столько
предстояло всего,
октябрю было
шесть и так шесть и осталось,
ветер – тот давным –
давно умер, а
матери – за шестьдесят, и она
лет тридцать, как бросила курить.

«Мой дедушка…»

Мой дедушка
познакомился с моей бабушкой в
электричке после
войны, в разгар
января, она, переросток деревенский,
в город направлялась,
и он
сел с ней рядом и увидел у нее на
коленях перчатки, и
на остановке