- Можно подумать, что после обеда эти вести станут
менее ужасными, - парировала дочь.
- Нет, разумеется, но восприниматься они будут куда
менее остро.
- В конце концов, в чем ты нас обвиняешь? -
кинулась в бой мадам Батовская. - Мы, право же, очень сочувствуем
несчастиям Сербии и Болгарии. Мы даже третьего дня жертвовали в
помощь пострадавшим от турок...
- О, да! Пять рублей!
- А я согласен с мадемуазель Софи, - неожиданно
поддержал ее Иконников, - право же, дела творятся совершенно
невероятные и я бы даже сказал дикие. А мы совершенно
непростительно медлим. Кровь славянства взывает к отмщению!
- Ну не скажите, дорогой Никодим Петрович,
насколько я могу судить, наше правительство, наконец, вышло из
состояния апатии. Ультиматум османам составлен в самых решительных
выражениях. Объявлена мобилизация, войска выдвигаются к границе, а
кстати, что скажет наша доблестная армия?
- Армия готова выполнить свой долг, - просто и без
малейшей аффектации ответил Гаупт. - К тому же, могу сказать вам со
всей откровенностью, решение о войне принято. Я не хотел говорить
прежде времени, но наш полк скоро выступит и, очевидно, это
последний мой визит к вам.
- Не говорите так! - Встревожилась Эрнестина
Аркадьевна.
- По крайней мере, до войны, - с улыбкой поправился
штабс-капитан.
- А вы знаете, мы с Алешкой тоже идем в армию, -
неожиданно выпалил Николаша и сконфужено улыбнулся.
- То есть как, вы же еще студенты?
- Уже нет, тетушка, мы теперь вольноопределяющиеся
Болховского полка.
- Что ты такое говоришь, а твои родители знают?
- Нет, ма тант*, я не решился рассказать им сам и
потому хотел бы просить вас с дядей...
- Ура, наши идут на войну, - закричал совершенно
ошеломленный всеми этими известиями Маврик, однако закончить не
успел, потому что Дуняша, услышав о войне или еще почему, с
грохотом уронила на пол поднос с посудой.
- Это еще что такое? - Строго воскликнула Эрнестина
Аркадьевна, но девушка не слышала ее и лишь во все глаза смотрела
на сделавших это удивительное признание студентов.
- Как же это, Николай Людвигович, Алексей
Петрович... на войне ж убить могут, - бормотала она, и глаза ее
быстро наполнялись слезами.
- Полно тебе причитать, - нахмурился Модест
Давыдович, - они еще, слава богу, живы. Но как это возможно?