- Да, дожил, в альфонсы меня еще не записывали!
- Куда?
- Да ладно, не бери в голову. Я, когда в больнице
попа вашего со старостой слушал, так подумал, что они меня хотят в
наследники вашего барина записать. Дескать, единственный сын его, и
все такое...
- Ох, уморил, - засмеялась молодуха, - да где ты
такое видел, чтобы ублюдков в благородные записывали? Коли так, так
у нас в деревне, да ещё в Климовке с Мякишами от таких дворян не
протолкнуться! Да и есть у него дети, у Блудова-то...
- Ну, да, упорол косяк, вижу.
- Что, не хочешь на службу?
- Да как тебе сказать, - задумался Дмитрий, - я
там, у себя, короче, где жил раньше, года не прошло, как
дембельнулся.
- Чудной ты, и говоришь не понятно.
Армейская жизнь оказалась совершенно не похожа на то, что себе
воображали молодые люди, прежде чем записались в армию. Множество
ограничений, бесконечная муштра, неудобная форма и необходимость
постоянно козырять всякому, кто по званию выше тебя, чрезвычайно
осложняли жизнь двум приятелям - вольнопёрам. Впрочем, Алексею
Лиховцеву и Николаю Штерну весьма помогало осознание правоты дела,
за которое они выступили, записавшись в армию. К тому же, Николаша,
как скоро его стали называть все товарищи вольноопределяющиеся,
обладал крайне легким характером и совершенно не убиваемым
жизнелюбием, так что он и сам быстро вписался в полковую жизнь и
умел поддержать друга. По своему положению, они вполне могли
проживать на частных квартирах в городе, однако Лиховцев не мог
позволить себе подобных трат, а Штерн не захотел оставлять его
одного. Поэтому жизнь они вели казарменную и вскоре достаточно
близко узнали изнанку "доблестной русской армии". Многие офицеры
были людьми крайне ограниченными и не интересовались в жизни ничем,
кроме карт, водки и гарнизонных сплетен. На необходимость
командования солдатами они смотрели как на неизбежное зло, с
которым приходится мириться. Делами службы господа-офицеры себя
почти не утруждали, а потому заправляли всем в казармах унтера.
Причем, иногда казалось, что главной заботой этих тиранов, словно
вышедших из-под пера Салтыкова-Щедрина было сделать бытие своих
подчинённых совершенно невыносимым. Особенно страдали от их
придирок новобранцы. Вчерашние крестьяне, непривыкшие к строгостям
военной жизни, они постоянно попадали впросак и нарушали то одно,
то другое требование устава, а то и просто неписаное правило, за
что тут же получали взыскание. Причем, всякое дисциплинарное
наказание сопровождалось мордобоем и наоборот.