Светлана Николаевна, медленно, словно не веря своим глазам,
поднялась с кресла и, пошатнувшись, сделала несколько неуверенных
шагов, потом в нерешительности остановилась, но тут же, будто
опомнившись, с радостным криком бросилась обнимать стоящего в
центре звезды сына. В зале воцарилась всеобщая суматоха: репортеры
что-то стремительно надиктовывали в открытые голосовые порталы,
гости — все, как один, повскакивали со своих мест, пытаясь
рассмотреть поближе первого и единственного выжившего после
испытания Тёмным лесом — одним словом, началась всеобщая давка и
неразбериха. В зал тут же трансгрессировали несколько боевых магов
и установили силовой барьер между возбужденной толпой и той частью
зала, где восседал совет и стоял вернувшийся Дмитрий. А некоторых,
особо напористых и любопытных, пришлось даже мягко успокаивать
чарами легкой дремоты или непрерывного зевания.
Растроганный Николай Александрович блаженно восседал в кресле
дочери и украдкой вытирал выступившие на глазах слёзы. Другие же
члены совета семи поднялись со своих мест, удивлённо разглядывая
выжившего мальчика. Хотя один из них всё-таки остался сидеть. Его
побелевшее лицо, сжатые в тонкую нитку губы и
неподвижно-напряжённый взгляд наводили на мысль о человеке,
пошедшем ва-банк и неожиданно всё проигравшем. Граф Меркулов
судорожно скомкал попавшийся под руку пергамент, но тут же, словно
опомнившись, бросил его под стол, натянул на лицо маску безразличия
и, скрестив руки на груди, откинулся на спинку кресла.
Димка, освобождённый наконец из крепких маминых объятий,
смущённо и нерешительно поглядывал то на её заплаканное лицо, то на
собравшихся в зале гостей. Он знал, что все ждут новостей о том,
что же с ним приключилось, видел обращенные к нему любопытные
взгляды, слышал, как в зале постепенно стихает шум. И стоило только
Димке почувствовать всё это внимание, направленное исключительно на
него, решимость что-то говорить сразу же улетучилась. Он смущённо
огляделся по сторонам, обернулся на стол, за которым сидел совет и
внезапно замер: его взгляд наткнулся на холодный и презрительный
взор графа Меркулова. И в этот момент в Димке проснулась жгучая
ненависть к этому человеку, который едва не уничтожил всю его
династию. Он обернулся к затихшей толпе и заговорил твёрдым
решительным голосом: