Конечно, позже я его препарировал. Изучая гибридную форму, я
отметил места, где разложение распространилось на свежие ткани и
где кровь из более свежего тела перестала циркулировать по гниющим
конечностям.
Химера, которую мне, наконец, удалось создать, была одновременно
и триумфом, и омерзением. Сплав двух солдат, это была масса
деформированных мышц, костей и сухожилий — существо, которое едва
напоминало людей, которыми оно когда-то было. Его тело представляло
собой корчащуюся массу плоти, неестественно изогнутую. Конечности
срастались под странными углами, некоторые росли из туловища в
неудобных направлениях, другие были сморщенными и казались
бесполезными.
В центре этой мерзости находилась голова — если ее вообще можно
было так назвать —, образованная из сросшихся черепов двух солдат.
У нее не было определенной формы; черты лица были вытянуты и
искажены, как будто плоть и кости пытались обрести равновесие, но
безуспешно. Рот существа, неприлично большой и перекошенный, был
почти в три раза шире, чем у обычного человека, и полон
зазубренных, разномастных зубов. Оно разинуло пасть, готовое
проглотить все, что я в него брошу.
Его глаза — те, что не срослись с окружающей тканью, — были
выпучены и налиты кровью. Он не издавал никаких звуков, кроме
случайного бульканья или влажного вздоха, хотя, казалось, дышал
тяжело, его деформированные легкие изо всех сил пытались
функционировать должным образом.
Химера не могла двигаться, ее тело было слишком деформировано
для каких-либо скоординированных движений. Она просто лежала,
дергаясь, в углу моей палатки, пульсирующая масса мяса и мышц, и ее
единственным инстинктом было выжить. Я кормил его человеческими
останками — выброшенными с поля боя трупами или солдатами, которые
скончались от ран под моим присмотром. Существо пожирало их своим
ртом, его огромные челюсти щелкали и разрывали плоть с пугающей
эффективностью.
Он жил уже четыре дня, и я считал каждый день со смесью
восхищения. Это было не похоже ни на что из того, что я когда-либо
создавал. Тот факт, что он жил — нет, существовал — так долго,
свидетельствовал о потенциале моих исследований. Но это также было
напоминанием о том неестественном и ужасающем пути, на который я
встал.
Каждый день я внимательно следил за его состоянием. Существо,
казалось, не разлагалось, как можно было бы ожидать от слияния
таких несовместимых форм. Его тело было на удивление устойчивым,
хотя я видел, как оно напрягалось, пытаясь переварить остатки,
которыми я его кормил. Мышцы подергивались, и время от времени одна
из его конечностей непроизвольно дергалась. В своих заметках я
размышлял о том, сможет ли химера существовать бесконечно долго,
если я продолжу ее кормить. Я задавался вопросом, будет ли она в
конечном итоге мутировать дальше или просто прекратит свое
уродливое существование.