Стальное сердце - страница 6

Диану упаковали в самолёт, словно багаж. Она ничего не брала с собой, кроме документов и пары смен одежды — Нортон дал распоряжение секретарю собрать и отослать все её вещи на следующий день, чтобы ни дня больше не задерживать её в Боготе. Салон был маленьким — частный военный самолёт имел тридцать пять мест на борту, из которых заняты были лишь одиннадцать: восемь «ударовцев», один атташе, и она. Диана надеялась проспать эти пять с половиной часов пути.На Боготу давно опустилась ночь и освещение в самолёте приглушили. Диана не притронулась к ужину, но попросила выпить. Две маленькие склянки она выпила один за другим, но нужного эффекта это не дало: Диана не могла ни прекратить нервничать, ни заснуть. Она завидовала парням из «Удара» — они почти сразу же отрубились, и по салону прокатывались сопение и храп. Прикорнул даже атташе — худой и дрожащий мужчина за сорок, с жидкими волосами и лысиной, походившей на куриное яйцо. Диана вспомнила, он был среди заложников, но не среди пострадавших, зато после он громче всех кричать о необходимости реабилитации его драгоценной психики в Вашингтоне. Диана криво усмехнулась. Ей уже никакая реабилитация не поможет.В эту ночь не спала не только она: сержант Рейнолдс пилил её взглядом с соседнего ряда, кресла которого, по каким-то гадким инженерным расчётам, были заставлены друг напротив друга. Она отводила взгляд, сколько могла, а после, начхав на приличия, принялась разглядывать его в ответ.Рейнолдс был в наушниках и с планшетом, наверное, смотрел что-то. Смотрел не так уж внимательно — каждые полминуты он поднимал глаза на неё. На нём были всё те же камуфляжные штаны и простая чёрная майка, сверху которой была накинута лёгкая ветровка. Она скрывала его руки, но не шею — мощную, бычью. У него были огромные, накачанные бёдра, на которых едва не трескались штанины, длинные ноги и здоровенные ступни в армейских ботинках. Диана бездумно водила по нему взглядом, но как только их взгляды сталкивались, она первая отводила глаза. И чувствовала, как вспыхивают у неё щеки, как заходится сердце. Она списывала всё на стресс.Жизнь никогда не сталкивала её с мужчинами подобного типа, в разные моменты жизни она общалась с умниками из университета или юными доходягами-выпивохами, которых встречала на квартирных попойках. Таких же, как Джеффри Рейнолдс, она считала опасными типами и предпочитал не связываться. Зато сейчас рассматривает его далеко не просто из праздного любопытства. Наверняка, это всё стресс.Она никогда не чувствовала влечения к толстокожей упаковке мышц, способной убить человека голыми руками. Способной проникнуть в здание незамеченной и уложить с десяток ни о чём не подозревающих противников. Эти люди были для неё словно с другой планеты, она не видела ни единой точки соприкосновения ни с одним из них. Интересно, а если он присядет на корточки, у него лопнут штаны?Диана отстегнулась и встала. Прошла по проходу до туалета, закрыла за собой дверь на замок. Хлипкий. Такой Рейнолдс выбьет за две секунды. Почему-то она представила в красках, как он врывается в этот кусочек пространства (а они вообще поместятся здесь вдвоём?), как толкает её к раковине, как косточки таза больно впиваются в металлический полукруг, в который плещет вода…— Хватит уже, а?! — сказала она своему отражению в маленьком зеркальце кабинки. Отражение пахнуло на неё парами алкоголя. Тёмные круги и распухшая губа с блямбой пластыря на ней привели в себя. Та ещё красотка. Две пригоршни воды в лицо отрезвили — Рейнолдс всего лишь следит за её состоянием, мало ли что отец ему поручил, не зря же она летит с ними в одном самолёте.Они столкнулись на выходе из кабинки. Диана упёрлась грудью в его грудь, животом в живот, с удивлением отмечая, насколько сержант Рейнолдс высок ростом. Хорошо, что не налетела лбом, иначе к разбитой губе добавилась бы шишка. В сумраке она не могла рассмотреть цвет его глаз, не могла рассмотреть его лицо — чуть вытянутое, скуластое, с нахально приподнятой верхней губой, зато почувствовала запах — отдушка стирального порошка, оружейная химия, мужчина. Неуловимый запах мужского пота и кожи, и Диана забыла, как говорить.— Мэм.— Сэр.Он уступил ей дорогу, и Ди, прижимаясь спиной к стене, выползла в коридор.— Всё в порядке?Ни черта не в порядке.— Следите за мной?— Присматриваю, — он хмыкнул и без зазрения совести осмотрел её с ног до головы, особо задержавшись на губах и груди. «Присматриваюсь» — прозвучало его голосом в её голове и, опустив глаза в пол, Диана спешно отправилась к своему креслу. Отодвинувшись к окну, она старалась больше не смотреть на него.***Стекло, сталь и бетон, Диана давно не была в Совете безопасности, да и не очень-то хотела. Холодное, бескрайнее неуютное здание-лабиринт с высокими потолками, подсвеченными люминесцентом и свободным солнечным светом, бьющим из окон во всю стену. Одинаковые серые костюмы, за которыми прятались лучшие умы страны, окруженные черными, вооружёнными до зубов, стаями охраны. Огромная тренировочная база, научный центр, производственный корпус и чёртова куча этажей аналитиков, айтишников и агентов. Она всегда напрягалась и подбиралась до самой последней жилки, проходя через три кордона охраны, три сканера личности и ненавистные стеклянные створки карусельных дверей, в которых она панически боялась застрять. С этим загнанным внутрь с детства страхом пока не мог справиться ни один психоаналитик.Кромешные сутки ада, в которых было слишком много всего, ещё не завершились. Ди проспала в самолёте два часа, час в машине по пути от аэропорта до своей квартиры, в которой Рената уже успела прибраться, чтобы к началу рабочего дня упаковаться в серый костюм, устаканиться на шпильки и явиться в кабинет Александра Пирса, пока у того не начались важные совещания. Круги под глазами пришлось замазывать уже в автомобиле, когда тактичный водитель опустил разделитель.Вывих ей зафиксировали эластичным бинтом, добавив к увеличенной дозе снотворного и антидепрессанта ещё и обезболивающего. Теперь завтрак Дианы состоял из кофе и горсти разноцветных пилюль. Разбитая губа уже не кровоточила, но распухла синим и бордовым — Диана спрятала её под пластырь. О состоянии внутреннем не стоило и говорить. Ей не дали даже оклематься, приказом сверху выведя её в Совет с самого утра. Видимо, так сильно отец хотел повидаться. Так сильно, что не смог оторваться от государственной важности дел и вызвал едва оправившуюся от плена, точнее не оправившуюся вовсе, дочь.