Яхта обогнула Владимира Ильича, стоявшего в позе, словно он
прикрывал плащом дырку на брюках, напряженно глядя на восток. В
уходящем солнце фигура вождя смотрелась колоссально. А наш путь
лежал дальше по морю, да ко граду Твери.
Я сидел в лодке, которая медленно плыла по течению почти под
самым берегом. Над водой нависали ветви ив и бредовника.
Приглядевшись, удалось понять ровно две вещи: лодка не моя, и скоро
встанет солнце. В отличие от привычной и почти родной Плотвы,
оставшейся у Самвела в поселке, это чудо инженерной мысли было,
кажется, выдолблено в целиковом стволе дерева, отчего устойчивость
имело, как по мне, так и вовсе отрицательную. Стоило чуть
шевельнуться — и вестибулярный аппарат сводил все мышцы разом,
только бы не сронить носителя в темную и, видимо, холодную воду.
Судя по туману, кружащемуся над речной гладью, вполне характерному
для раннего утра, вода явно ниже по температуре, чем воздух над
ней, а он был нежарким.
Чуть приноровившись к поведению долбленки, я осторожно
оглянулся. Позади меня в предутренней мгле виднелся какой-то
городок, на холмах высились шпили и купола церквей. Обычных домов
«гражданской» застройки отсюда видно не было. Итак, город сзади,
течение сносило меня от него, я возле левого берега, ширина реки —
метров сто, если в потемках ничего не напутал, и глазомер не
подвел. А то этот может. Негусто со вводными, откровенно
говоря.
- Мил человек, помоги! Христом Богом молю, не оставь! - вдруг
раздался сипящий голос слева. Как я не кувырнулся с этим плывучим
бревном — ума не приложу, потому что не просто вздрогнул всем
телом, меня аж подкинуло. Присмотревшись, увидел в просвете между
кустами и деревьями какой-то то ли ручеек, то ли хилую заросшую
речушку, почти полностью скрытую округлыми листьями кувшинок. Почти
у самой воды торчал пень, невесть как взявшийся здесь — ни одного
приличного высокого дерева, тем более такой толщины, вокруг не
было. На пне сидел… Сидело… Ох, как же не хватало Головина или
Ланевского с их вечными «а ну-ка соберись, Волков!». Пришлось
командовать себе это лично, причем голос внутреннего реалиста
дрожал, скептик, кажется, щипал себя за руку, чтобы проснуться, а
фаталист совершенно не к месту произнес голосом Бориса Химичева: «и
зачем его только из больницы выписали?». Хорошо хоть, что не с
начала цитату начал.