— Ну а когда он сможет? — все не унималась Зенит.
— Через пару месяцев. Но вы очень об этом пожалеете, госпожа, —
усмехнулась Лилия.
Находясь на улице или сидя на окне, куда меня периодически
заботливо помещали, я также не замечал признаков высокоразвитой, да
что там высокоразвитой, хоть какой-нибудь цивилизации. Даже
захудалого трактора, в который от безысходности вместо керосина
люди заливают подсолнечное масло, — и того не было. Помимо трактора
не было также и линий электропередач, не пролетали самолеты, не
было слышно ночного шума автомагистралей. Даже газовой плиты в доме
не имелось — довольствовались дровяной печью.
Может, в прошлое попал? В прошлое этой же чертовой Венгрии, про
которую я ничего толком не слышал. Что-там в Венгрии было в
прошлом… Влад Дракула? Турки? В турок верю — служанка-то…
— А мы можем сделать так, чтобы он начал ползать раньше? —
продолжала допытываться мама.
— Ни коим образом, госпожа, — покачала головой Лилия — Рудеус,
слава богу, растет здоровым мальчиком, и такое ему только
повредит.
Я пытался все же притвориться нормальным ребенком, чтобы меня не
отнесли к какой-нибудь знахарке, которая решит изгонять из меня
нечистый дух. Мало ли что в этой Венгрии происходило… Впрочем,
сегодня я с самого утра чувствовал себя на редкость плохо, так что
от изгнания нечистого духа не отказался бы.
И тут, в самый разгар чириканья Зенит и Лилии о каких-то уже
совсем непонятных темах, я умудрился споткнуться носом о вылетевший
из таза крохотный мыльный пузырик, и разразился тремя негромкими,
но очень звонкими чихами, от которых у меня еще сильнее разболелась
и так не совсем ясная с утра голова. В комнате воцарилась глубокая
густая тишина.
— Госпожа, я ведь вам говорила, что выносить такого, — выделила
Лилия слово, — Ребенка на улицу в нынешнюю холодную и влажную
погоду — не лучшая идея, — покачала она головой.
А горничная права! Мыльный пузырь стал лишь катализатором.
— Хоть бы Руди не заболел… — внезапно оживилась Зенит, как-то
совсем по-птичьи перепорхнув к моей кроватке, — На всякий случай, —
она положила ладонь на мой лоб. Температуру измеряет? Хорошо, она
не совсем безнадежна.
— Правильно, госпожа, — кивнула Лилия.
— Совсем горячий! — воскликнул мама, одергивая от моего лба
руку. Для приличия я тут же дважды хныкнул, да так горько, что аж
самому не по себе стало.