— Не стоит благодарности, — отозвался Михальский, прихлебывая из
своей чарки.
Забулдыга помялся, не зная как заслужить еще дармовой выпивки,
но Корнилий не обращал на него внимания, а его спутники молча
утоляли голод.
— Ваша милость…
— Что тебе?
— Не нужен ли благородному шляхтичу слуга?
— Нет.
— О, вы, верно, подумали, что речь обо мне? Нет, ваша милость, я
вполне доволен своей службой и не ищу ничего другого. Но у меня
есть приятель, дела у которого не столь хороши. Он молод, грамотен
и услужлив, так что мог бы быть вам полезен.
— И почему же он оказался без службы во время похода?
— Как вам сказать, ясновельможный пан… Бедняга Янек нанялся на
службу к одному господину, но тот оказался слишком строг к
несчастному юноше, да и к тому же весьма скуп, и постоянно
задерживал жолд. А недавно они еще и повздорили, так что он выгнал
молодого человека, оставив его без средств к существованию.
— Вот как, а скажи мне, любезный, не этому ли Янеку принадлежит
конь, которого ты пытался мне продать?
— Ну что вы, ваша милость, откуда у него лошадь? Нет, тот конь,
которого я предлагал вам, принадлежит его хозяину.
— И ты, мошенник, хотел продать мне имущество магната?
— Скажете тоже — магната! Если пан Карнковский стал магнатом,
так я — коронный региментарий.
— Как ты сказал — Карнковский?
— Ну да.
— Тот самый?
— Так никто другой, ваша милость!
— И что, он идет с войском королевича?
— И не только он, ясновельможный пан! — осклабился в похабной
усмешке забулдыга.
— О чем ты?
— Ну, разумеется, о прекрасной панне Агнешке!
— Ты врешь, мошенник!
— Да чтобы у меня глаза повылазили, если я вру! Да чтобы мне ни
разу в жизни не попробовать такого доброго вина, каким только что
угостила меня ваша милость!
— Эй, налейте этому пройдохе еще чару, да пополнее! — приказал
Михальский своим людям и приготовился слушать.
— Ясновельможный пан, — начал забулдыга, вылакав содержимое
чаши. — вам, верно, известно, что дочка пана Карнковского весьма
преуспела на службе нашему доброму королевичу? Ну, так вот, дело
это оказалось настолько прибыльным, что пан Теодор не захотел,
чтобы этот поток иссяк, и отправился на войну вместе с дочкой.
— Врешь!
— Да нет же! Конечно, юной паненке не пристало следовать вместе
с войском, но она переоделась в мужской наряд и путешествует под
видом молодого шляхтича. Днем никто не видит ее истинной сущности,
а по ночам она усердно скрашивает его высочеству тяготы похода.