Сказав это я принялся расстегивать свою одежду и через минуту
накинул ее на растерянного шкипера под охи и ахи собравшихся.
Оставшись в одной рубашке, вновь обернулся к думцам и
продолжил:
— Кроме того, жалую его деньгами и дарю дом в Кукуе!
Бояре дружно кивают, тряся бородами, но Немецкая слобода — она
вроде как и не Россия, а потому ни малейшего недовольства или
зависти вызвать не может. В отличие от кафтана и шапки, награждение
которыми — очень большая честь.
— Боярин Лобанов-Ростовский — обращаюсь я к главному судье
Земского приказа, — тебе уже донесли о самоуправстве полковника фон
Гершова?
— Нет, царь-батюшка, — изумляется Афанасий Васильевич, — а что
приключилось-то?
— Эх, работнички! — вздыхаю в ответ, — так вот: чтобы ни
приключилось, помни, что сделано сие по моему царскому повелению и
с моего же ведома!
— Как скажешь, государь!
— Ну и славно!
Уже прощаясь с Яном, спрашиваю:
— Ты уверен, что это были датчане?
— Да, мой кайзер; флаг, конечно, можно нацепить любой, но вот
моряки точно были датскими.
— А солдаты?
— Солдаты… — на секунду задумывается он, — пожалуй, среди них
было несколько голштинцев. Но это все равно.
— Да, ты прав. Ступай.
— Худо с Климом получилось, — хмуро промолвил Вельяминов,
провожая взглядом уходящих фон Гершова и Петерсена.
— Куда уж хуже, — соглашаюсь я, — но если он жив — мы его
спасем! Зови дьяков Посольского приказа, будем письма писать.
— Сейчас кликну, государь; а кому писать-то будем?
— А черт его знает, дружище… если Густав Адольф начал тайные
переговоры с поляками, а король Кристиан начал захватывать мои
корабли, то дела наши совсем плохи.
Королевичу Владиславу было уже двадцать два года. Некогда
угловатый и нескладный паренек, любящий эпатировать своими
выходками приближенных отца, вытянулся и превратился в статного
молодца, глядя на которого, потеряла сон уже не одна паненка.
Поведение его тоже изменилось, хотя и давнишней дружбы с Адамом
Казановским, про которую досужие сплетники болтали много глупого,
не разрывал. Впрочем, вряд ли эти слухи имели под собой хоть
какое-то основание, ибо все знали, что молодой принц без памяти
влюблен в дочь бывшего дерптского воеводы прекрасную панну Агнешку.
Их бурный роман весьма благотворно сказался на делах почтенного
пана Карнковского, хотя и стоил репутации его дочери. Однако в
последнее время королевич был занят подготовкой к походу на Москву,
и на амуры у него оставалось не так много времени.