Девушка вздохнула, — мысли о мачехе всегда ее или в гнев или в тоску вводили, — и нарочито громко хлопнула дверью избушки. Смешки стихли, послышался шепот и потом шаги. Когда Милава уже надела передник поверх платья, и волосы подвязала лентой, чтоб не мешались, в дверь тихонько заглянула Елеся.
— Ты рано сегодня, — с легким неудовольствием в голосе заметила она. — а вроде же на кухне помогать должна.
— Помогла уже, — Милава взяла садовый нож и корзину. — куриц всех ощипала, тесто замесила, печи растопила. Потом Велезара меня прочь погнала.
Елеся фыркнула. Она не была особо вредной, сестрица сводная, но на язык бойкая, и шутки порой злые творила. Даже не сколь злые, сколь обидные.
— Вот недаром матушка на тебя серчает. Чтоб тебе матушкой ее не звать? Или хотя бы просто матерью? Соседи, видя такое, уж сплетни разносят, что не любят тебя и обижают всячески. Скажи, обижают тебя в доме?
Милава давно научилась на поддаваться на такие каверзы. Чтобы она не сказала, Елеся все по-своему вывернет. Вывернет и Велезаре доложит.
— Подумаешь, сплетни! — фыркнула вместо ответа. — Тебя же сплетни не пугают? Почему других должны?
— Меня? — Елеся осеклась, потом залилась красным по самые уши. — Ты о чем?
— Да так, ни о чем. — Милава не стала говорить, что застала Елесю с парнем в саду. — Лучше скажи, что там за переполох, правда, что ли, князь приезжает?
Сестрица усмехнулась.
— А тебе зачем? Думаешь, он на тебя глянет и влюбится? Посмотри на себя, опять распустехой ходишь. Вот матушка-то заругается.
— Как домой пойду, приберусь, — буркнула Милава и подвинула Елесю плечом, чтоб наружу выйти. — И ты иди, готовься князя принимать. Он же к нам гостевать придет?
— Да не, — отмахнулась Елеся, — если бы князь, матушка совсем бы с ума сошла. Пока только боярин едет, говорит, с поручением от самого князя. И да, у нас остановится. У кого еще, как не у старосты? Дом наш самый лучший и просторный, и боярина примем, и дружину его разместим.
— Вот и иди тогда, — Милава остановилась возле кустарника, что густой полосой огораживал весь сад. Достала садовые ножницы и принялась ровнять ветки, придавая живой изгороди опрятный вид.
До боярина ей не было никакого дела: хорош ли он, как Ярило молодой, или страшен, как медведь по весне, мало ее заботило. Главное, пока гости в доме, Велезара придираться к ней не станет. На людях она всегда себя добренькой и ласковой показывала. Так что неведомому боярину можно и спасибо сказать. Интересно, что если прямо перед боярином укорить мачеху, что сундук с ее приданым та себе забрала, мол, для сохранности пущей, а на самом деле из жадности и зависти. Не посмеет же мачеха перед важным гостем ругаться, да отказываться или посмеет? Девушка вскрикнула, острым шипом палец уколов. Вот и ответ: сиди не высовывайся. Гость-то уедет, а ей тут жить.