Скрипнула дверь комнаты дежурного по
роте, я услышал тихое басовитое бормотание Палыча, свет потух.
Трухануло. Да так, что с потолка
посыпалась цементная крошка. Кто-то чихнул.
На улице, должно быть, светло, как
днем. Однажды я был в карауле, когда случился выброс. Все
спрятались в казарме, штабе, а я задержался. Не пожалел. Такое
увидишь, всю жизнь вспоминать будешь ‒ небывалая красота. В те
минуты я понял тех, кто влюблен в Зону.
В здании нам ничего не грозило. Все
окна заколочены наглухо, стыки – замазаны глиной. В щели могла
проникнуть не только радиация, но и толком неизученная энергия,
которая порождала аномалии. Некоторые дома Зона отметила еще до
того, как военные взяли НИИ «Агропром» под контроль. Входы фонящих
комнат опечатали и строго запретили туда соваться. Если приникнуть
к их дверям ухом, то услышишь потрескивание вроде того, что издает
наэлектризованная синтетика. Как-то я открыл такую комнату, думал
найти арт. Посмотрел на бешенные танцы молний, впечатлился и
запечатал замок. Войти в тот хаос решился бы только смертник.
Грохнуло. Затрусило. Стены загудели.
На улице разряжались молнии, одна за другой. Завыли псы, их
заглушил пронзительный вопль болотника. Раскаты грома участились.
Воцарилась пульсирующая какофония. Зона выплевывала новые порции
ужаса и болезней.
Перец спокойно посапывал.
Выброс разметал тучи по небу, и
теперь они спешили навстречу друг другу, чтобы сомкнуться в серое
покрывало от горизонта до горизонта. Насыщенный запах озона
будоражил мозг, радиация давила из глаз слезы. Светило солнце ‒
большая редкость в Зоне. Я невольно остановился, радуясь едва
ощутимому теплу на коже лица.
По двору ходили два дозиметриста,
проводили замеры. Выброс богат на сюрпризы: одни аномалии сметает,
другие сеет с щедростью колядующего. Зимой такие подарки обнаружить
значительно легче, но в этом году, несмотря на середину декабря,
снег выпадать не спешил.
Раздались хлопок и глухой стук.
Дозиметрист взорвал пиропатрон и вогнал в землю стальной прут.
Привязал к оголовью желтый флажок, вложил в его кармашек бумажку.
На вкладышах замерщики указывали уровень радиации, дату замера и
вид аномалии, если таковая имелась.
‒ Островский, долго тебя ждать? ‒
возмутилась рация голосом Седова.
‒ Бегу, товарищ капитан.
Бежать я, конечно, не собирался. Шел
не спеша, внимательно осматривая дорогу, словно оказался на базе
впервые. После выброса зевать нельзя.