— Хотите сказать, я сама в своих снах виновата?
— «Виноваты»? Да кто говорил о вине, кто говорил о долге? Я
говорил лишь, что вы вольны выбирать, но никакой ваш выбор никому
не навредит... Это же просто сны, в конце-то концов. Ни один муж
еще не получил развода за измену во сне.
Херк дернулась.
— Почему вы решили... Да как вы вообще осмелились!..
Чайду смешался. Затеребил кончик светлой косы, перевязанной
шелковой зеленой лентой.
— Простите меня, Ваша Светлость. Я и не думал, что... Я вовсе не
хотел намекнуть...
— Лучше молчите. — отрезала Херк, и гордо задрала
подбородок.
Некоторое время они ехали в молчании.
— А какой бы сон вы хотели увидеть, Ваша Светлость? — тихо
спросил Чайду, виновато нахмурив брови и немного по-детски выпятив
губы, — Просто скажите?
— Лето? — задумалась Херк, которая уже слегка застыдилась своей
вспышки и была благодарна Чайду за то, что он тоже решил ее замять,
— степи. Может быть, мой первый конь? Он захромал однажды, и я
лично пристрелила его, ты знаешь... Лучше я, чем кто-то незнакомый
и чужой, правда? Но во сне — во сне-то он может жить дальше? — она
осеклась, — Знаешь, Чайду, не стоит тратить на меня волшебство.
Я...
Она недостойна таких снов.
Этого она не договорила.
Они замолчали, не глядя друг на друга.
Херк снова отвернулась к окну, и со временем размеренное
покачивание несущейся к Либену кареты убаюкало и ее.
Ей приснилось лето в степи. Зелень травы выгорела на солнце,
отчаянно громко стрекотали кузнечики. Колючки цеплялись за подол
амазонки.
Она никогда не была здесь взрослой.
Ей и взрослой здесь было хорошо. Как будто вот она, здесь, не
светлейшая герцогиня, а просто девушка в степи, и в этой степи у
нее есть все время мира.
Чьи-то руки мягко повернули ее за плечи, указывая на дорогу,
ведущую свозь низкую траву к горизонту, туда, где она, знала, ее
будет ждать ее первый конь, не таким, каким он умирал, с седой
гривой и больной ногой, а таким, каким начинал жить, мощный,
отлично выученный, уверенно ступающий огромными копытами по
прогретой солнцем земле.
Она покачала головой, осторожно накрыла руку на плече своей — и
мягко высвободилась. Ей не нужно было направление. Она не хотела
никуда идти, не хотела ни с кем встречаться. Ей хотелось побыть
одной, вдали от всех, хоть здесь свободной от всех и от всего.