Неприятно было другое: их же теперь кормить нужно, а избытка
жракли у меня точно не было. И не будет: я твердо помнил, что есть
рыбу, выловленную в южных морях, категорически не рекомендуется:
рыбы эти жрут ядовитые водоросли и сами становятся столь же
полезными для организма, как плохо приготовленная рыба фугу…
Впрочем, польза от спасения утопающих все равно была, и не
только лишь потому, что людей от смерти спасать – дел благое. Хотя
особо много мне подранки рассказать не смогли, кое-что стало уже
понятно. Благодаря нескольким находкам, и прежде всего найденным в
единственной каюте суденышка деньгам. Денег было немного: парочка
уже знакомых мне мексиканских песо и полтора десятка кругляшей,
которые я идентифицировать вообще не смог. Но вот даты, на монетках
проставленные… самая «поздняя» означала тысяча восемьсот двадцать
второй год. А если эти денежки сейчас в ходу…
Еще на суденышке я подобрал две каких-то страшных (и очень
тяжелых) сабли, а в каюте (вероятно капитанской) я нашел большой
пистолет (в дуло которого свободно влезал указательный палец) и
плотно закрывающуюся круглую коробочку, в которой скорее всего был
совсем не табак. Но на этом мои находки закончились: в трюм я даже
не попытался заглянуть, опасаясь, что если я крышку трюма открою,
то воздух из него выйдет и посудина камнем на дно пойдет. Да и
внешний вид кораблика намекал на то, что вряд ли в трюме что-то
ценное…
Так что я закинул снятые с недоутопленников шмотки в стиралку и
пошел в зал управления этой шайтан-машиной с целью вернуть ее на
курс к Гаване. Без особой спешки чтобы приблизиться к цивилизации,
ведь если время сейчас такое, то хрен его знает, что мне от
Гаваны-то ждать. И по дороге к залу управления я подумал, что утро
– оно ведь вечера мудренее. Потому что уже потихоньку темнеть
начало, а плыть, сломя голову, во тьме кромешной… Железяка,
конечно, своими датчиками и в темноте все видит, но все равно
чувствуешь себя как-то неуютно. А если выспаться – то может и во
сне мысль полезная в голову придет, да и с утра на свежую голову
сапоги надевать приятнее… Так что я направился в свою каюту спать.
То есть все равно в рубку зашел, задал программу «лечь в дрейф», в
потом – уже спать пошел. Подранков я особо не опасался: с такими
переломами они и в гальюн сами вряд ли доползут. А кроме того я
видел, как они истово молились. Не на меня, а на изображения святых
и особенно на распятие, прибитое к двери в рубку: даже тот, у
которого нога была сломана, попытался на колени бухнуться. А на
двери моей каюты вообще дева Мария изображена, так что пока они там
перед дверью молиться будут, я проснусь и… придумаю что-нибудь.