Неподалёку мы разбили свой лагерь,
куда, как к себе домой зачастили местные жрецы вуду. Деревенские
жители были у них на положении рабов. Их колдун, жуткий, неприятный
старик со странными жёлто-зелёными глазами, раздражал меня больше
всех.
Мы вынуждены были мириться с
порядками аборигенов, исследования требовали времени, и ссориться с
местным населением никак нельзя. Иначе можно остаться в саванне
навсегда, в качестве корма для гиен или шакалов.
Иногда нас приглашали на местные
праздники, куда мы также вынуждены были ходить. Так сказать, визиты
вежливости.
На одном из таких вечеров мы впервые
поспорили с колдуном. Мне претили кровавые жертвоприношения, даже
если была зарезана простая курица. Обычно я очень терпимо отношусь
к другим религиям, будучи атеисткой. И никогда не спорила со
священниками или жрецами. Но тут, бьющие барабаны и заунывное
песнопение било по вискам, после тяжёлого дня хотелось отдохнуть в
тишине, а не слышать экзальтированные крики одурманенных селян.
Я резко отозвалась о неприятных
обрядах и их бессмысленности, а наш недалёкий переводчик, Дима, по
просьбе колдуна, пересказал всё слово в слово. Старик злобно
блеснул глазами, но ничего не сказал в ответ. Начальник, Геннадий
Петрович, во избежание конфликта, извинился, и мы быстро
ретировались к себе.
Вскоре все забыли об этом
происшествии. Все. Кроме самого колдуна. В тот вечер нас пригласили
снова на праздник. Почему нас не насторожило практически полное
отсутствие селян, не знаю. У костра сидели жрец и жрица, в их
иерархии я не сильна, колдун готовился к какому-то обряду. Нас
усадили на почётные места.
По деревне поплыл запах местных
благовоний, разгорелся костёр, мерно застучали барабаны. Старик
затянул не то молитву, не то песню, что-то подкидывая в огонь. Я не
следила за обрядом, скучающим взглядом обозревая окрестности.
В лицо внезапно поднявшийся ветер
швырнул мне дым костра, на глаза навернулись слёзы, в неверном
мареве горячего воздуха заплясали размытые тени. Они извивались и
корчились под ритм барабанов. Я приняла их за своё разыгравшееся
воображение. Протёрла глаза, но миражи никуда не исчезли. В ярком
ореоле огня они вели свой жуткий хоровод. Голос колдуна стал
пронзительней, песня сменилась странным речитативом, тени словно
выросли, дотягиваясь до полуночного неба, казалось, они вторили
словам старика, подчиняясь ритму бухающих барабанов. В висках гулко
застучала кровь, в глазах заплясали искры, сливаясь в разноцветное
полотно, застилающее взор. Потом всё завертелось в бешеном
фантасмагорическом танце, тело стало невесомым, и я провалилась,
как Алиса в кроличью нору. Только полёт мой был не столь красочным.
Меня мутило, перед глазами сплошным роем вертелись то ли огоньки
костра, то ли чьи-то злые лики, скалившие свои пасти и глумясь надо
мной. Я прижала к себе рюкзак, единственный предмет, который хоть
как-то связывал меня с реальностью. А потом меня выкинуло под
дерево, пребольно приложив об землю.