Предугадать момент очередного броска фактически невозможно.
Инок, стреляя на ходу, ринулся вперед. Ни Гурон, ни Штопор,
ожидавшие смертельного броска бюреров, не успели отреагировать на
внезапный маневр товарища, а когда поняли его рискованный замысел,
было уже поздно. Прошитая длинной автоматной очередью электра
разрядилась, выпростав вдоль железнодорожных путей змеящиеся молнии
разрядов.
В глубинах центрального тоннеля раздался душераздирающий вопль,
рельс, поднятый в воздух, с глухим звоном рухнул на пол, аномалия
же взбесилась не на шутку – она жалила стены, извиваясь в бешеном
танце изломанных молний.
Инок застыл, не двигаясь. Смертельные разряды не дотягивались до
него всего лишь на метр, но этого хватило, чтобы сталкер остался
жив.
Прошло секунд тридцать, прежде чем электра начала
успокаиваться.
– Все живы? – Инок осторожно отступил на несколько
шагов.
– Я нормально, – скупо откликнулся Гурон.
– Бывало и лучше… – Штопор порадовался, что
бронированное забрало боевого шлема скрывает выражение его лица.
Боялся он подземелий и их обитателей. Боялся до предательской дрожи
в ногах.
– Пошли тогда. На рельсы не наступайте.
«Действительно, задерживаться тут неразумно», – подумал
Гурон. Неизвестно сколько еще бюреров скрывается в боковых
тоннелях.
После внезапной, скоротечной схватки вместе с осознанием
случившегося дрожью промелькнула психологическая реакция. Так часто
бывает в стрессовых ситуациях: сначала действуешь, а уж после
начинаешь понимать, что смерть прошла буквально в волоске от тебя,
вы опять разминулись, в который уже раз?..
Центральный тоннель понемногу наполняло дымом.
Обойдя успокоившуюся аномалию, сталкеры метров через пятьдесят
наткнулись на тела бюреров. Три карлика с атрофированными нижними
конечностями валялись на рельсах, будто брошенные тут за
ненадобностью тюки с тряпьем. Их одежда представляла собой серые,
измазанные грязью, кое-где испятнанные лишайниками лохмотья.
Уродливые обрюзгшие лица бюреров выглядели жутковато.
Инок остановился, присел на корточки, внимательно разглядывая
одного из карликов.
– Они что, были когда-то людьми? – подавив отвращение,
спросил Штопор. Ветерана, в отличие от Гурона, колотило не на
шутку, в голосе проскальзывали нервные, визгливые нотки.
– Трудно сказать. – Инок стволом автомата поворошил
тряпье. – Лица с человеческими чертами. Строение тела
гуманоидное. Вот только одного понять не могу: с какой скоростью
должен протекать процесс возникновения и накопления мутаций, чтобы
на основе человеческого генома вдруг появилось такое разнообразие
тварей с различными, не присущими людям способностями? Мне кажется,
все должно выглядеть иначе. – Он отпустил тело бюрера. –
Под воздействием радиации столь существенных и скорых перемен не
происходит. В лучшем случае мы бы сталкивались с неизлечимо
больными, пораженными лучевой болезнью представителями рода
человеческого. – Инок говорил медленно и вдумчиво, как бы
опять размышляя вслух. – Ну, еще я допускаю появление у людей,
живущих в окрестностях Зоны Отчуждения или побывавших в ней, детей
с деформированными генами, но и это ничего не объясняет. Искажение
наследственной памяти – скорее порок, чем устойчивая мутация.
Причем для каждого рожденного в Зоне или вне ее пределов мутанта
изменения физического облика и анатомического строения будут
разными, чаще всего – несовместимыми с жизнью. Мы же видим строго
определенное разнообразие видов мутировавших существ, с четко
выраженными уникальными способностями.