В течение дня мне еще трижды довелось увидеть такой же взгляд,
что и у Катенина, когда я внаглую разжился у него полуимпериалом.
Правда взгляд этот – удивленный, даже ошарашенный из-за совершенно
неожидаемого действия – всегда сменяла улыбка. В случае с Катениным
эта была улыбка человека, который оценил мою дерзость по
достоинству: мол, наглец, конечно, но – хорош!
С полуимпериалом я заявился к Мнацакану. В ответ на мою просьбу
он сначала дернулся от неожиданности, изобразив Катенина-2, потом
сразу догадался, чем могло быть вызвано мое пожелание (хотя, думаю,
с подобным он столкнулся впервые в жизни), тут же широко улыбнулся,
шутливо погрозил пальцем. Заявил, чтобы я подождал минут
пятнадцать-двадцать, пока он сбегает к духоделам. Обещание свое он
исполнил.
Через сорок минут после этого, уже с наполненной корзиной в
руках, я стоял на заднем дворе нашей гостиницы. Туда вел отдельный
вход в "апартаменты" грозы морей и тифлисских кумушек – моего
лепшего друга Бахадура. Любовь Тамары к нему была безгранична.
Порицая, часто избивая алжирца за его бесконечные адюльтеры, она
все равно не устояла, предоставив ему такую комнату. Чтобы он мог
втайне от всех удовлетворять свои, как нам с Томой казалось,
ненасытные потребности. Поэтому я немного волновался за свой план,
боясь, что как раз сейчас Бахадур занимается любовью где-нибудь на
стороне. Потом понял, что этого ну никак не может быть. Его
обожествление Тамары вообще не знало границ, и он не мог позволить
себе в такие тяжелые дни еще и расстраивать грузинскую царицу
своими похождениями.
"Дрыхнет, как обычно. Наверняка!" – решил я, поднимаясь по
лестнице.
Оказался прав. Храп, децибелами превосходивший шум взлетающего
самолета, был тому подтверждением. Тихо постучал, зная еще одну его
удивительную особенность: как бы кому ни казалось, что он спит
крепко, пушкой не разбудишь, а храп вводил в такое заблуждение,
Бахадур при малейшем шуме тут же просыпался. Алжирец встал, открыл
дверь. Обомлел, обрадовался. Я, следуя инерции нормального
«сидельца», приложил палец к губам, призывая немого не шуметь!
Бахадур взглянул с укоризной. Я прошмыгнул в комнату. Пират заметил
корзину. Изобразил Катенина-3. Потом, как и Мнацакан, сразу
догадался, к чему мне такой невиданный реквизит. Улыбнулся.