– Вообще-то, – встревает Лис, – по закону, мы как бы
королевство. Состоим в унии с Вууденрохом. Но королю Кортуку нет до
нас дела, так что мы сами по себе.
– Как и Эгельберту, – замечает Лизэ.
– Тогда у кого реальная власть?
Лис призадумывается.
– Сложный вопрос, ласточ… прости, дорогуша, прости! Можно твою
ручку? – Лизэ милостиво протягивает ему руку и Лис целует ее. – Так
о чем это я?
– О сложном вопросе, – говорю.
– Ах, да! Так вот, дело в том, что здесь, в Пагорге, власть –
реальная власть, как ты изволила спросить, – поделена между
несколькими влиятельными семьями. Это, безусловно, семья
благородного Робаша Дагоберта
Пратац-Койтургского, не
менее достойная семья Теоду ван Пеит-Панноты, семья… вернее, не
семья а…
– Шайка, – вставляет Лизэ с презрением.
– Ну зачем ты так…
– А что такого-то?
– Это вы о Блуде? – спрашиваю я.
Лис замирает, дрожащей рукой наливает себе бокал вина, выпивает
и отвечает:
– Да, Лео, я о Блуде.
– Опасный человек?
– Очень.
– А Хорац кто такой?
Реакция уже другая. Скорее задумчивая.
– Хорац Черный? Это разбойник, прячущийся в глухих лесах. Тоже
пренеприятный тип.
Вот оно что! Интересненько…
– Головорез, каких поискать! – соглашается Лизэ. – Не к столу
будет упомянуто его имя.
– А церковники, что так любят сжигать ведьм? – спрашиваю я. –
Они тут как? Играют роль?
– Это дигник Утт, – отвечает Лис. – Как он встал во главе нашей
церкви, так пошло-поехало.
– Не только поэтому, – говорит Лизэ, меча в Лиса молнии.
– Да, милая моя супружница, – тушуется Лис, – не только
потому.
Что-то всё темнит эта сладкая парочка.
– А всякие прощелыги, – продолжаю расспросы, – что шныряют по
рынку, они под кем?
– Под кем? – не понимает Лис. – Под кем, под кем… А, ты имеешь в
виду Буна, наверное. Ну да, это такой местный… как бы…
– Да что ты все время юлишь! – ворчит Лизэ. – Говори прямо –
здешний вор и душегуб. Зато с выдумкой. Ты только послушай, Лео,
как он называет свою шайку: «артель Буна»!
– Как-то все сложно у вас.
– Это всё из-за…
Но Лису не удается договорить, так как внизу поднимается шум.
Слышится шум опрокидываемой мебели, ругательства, смех, женский
визг, тоненький плач, как будто ребенка. И громогласный
нечленораздельный рык.
Лизэ в сердцах срывает с себя салфетку и швыряет об стол.
– Помяни безглазого – так он тут как тут! – плюется она. – Вот,
здравствуйте! – Чош Дурной собственной персоной! Мало нам было его
предыдущего визита.