– Деловое предложение? – недоверчиво интересуется Дантеро.
– О деталях я не осведомлен, увы.
– На криминал не подпишусь, так и знай, – говорю я.
– Ты имеешь в виду что-то незаконное? – Понимаю, что за маской
Бун усмехается. – Начнем с того, Лео, что ты сама вне закона.
– Всё равно! – упрямлюсь.
– Не будем спорить о том, что еще не произошло. Выслушаем
Герхарда, а там обсудим.
– Разреши вопрос, Илио, – нахмуриваюсь я, – чуть нагловатый,
правда.
– Разрешаю.
– А какой тебе прок переться с нами?
– Помилуй, уважаемая Лео! Я всего лишь отдаю долг.
– Какой?
– Во-первых, благодарность Дантеро за лечение, во-вторых, за
твои старания.
– Да какие там «старания»! Всего-то неделю провозилась с твоими
молодцами, если не меньше.
– И даже такая малость, как оказалось, уберегла несколько
жизней. Последняя поездка была непростой.
– Да, Чехонте рассказывал…
– Вот видишь.
– Еще вопрос: почему его называют Блудом? Он что, изрядный
потаскун?
На этот раз Бун не совладал с эмоциями. Хотя смешок вышел
немного зловещим.
– Был, – отвечает он.
– Что значит был?
– До роковой встречи с кузиной, – тоже подавляя смешок,
вставляет Дантеро. – Господин Палт Баль был не просто потаскуном,
но изувером тем еще. Было время, даже сам князь, уступая давлению
общества, хотел привлечь Блуда к ответственности, но… наш герой
откупился.
– Никого не забыл, – добавляет Бун. – Осыпал золотом даже
распоследних потаскушек, которых превратил в калек.
В моем воображении образ недалекого изверга-садиста сразу
сменяется пострадавшим от женского коварства грешником, льющим
слезы в темноте и ненавидящим весь мир.
– Это то, о чем я думаю? – Черт, мне и смешно, и жалко его,
этого чертового Блуда.
– Не знаю, милая Лео, – говорит Дантеро, – о чем ты думаешь, но
всё гораздо хуже.
– Она что, ему хер отрезала? – Моему изумлению нет передела.
– Под корень. Вместе с яичками.
– Боже, какой ужас!..
Бун, откашлявшись, нарочито невозмутимым голосом говорит:
– Теперь моему подопечному – а я обещал его преждевременно
почившему батюшке Павлу, моему компаньону и другу, присмотреть за
ним, – приходится писать сидя. Прощу прощения, Лео, за столь
интимные подробности.
Дантеро сидит какое-то время прямой, как палка, потом не
выдерживает и разражается смехом. А мне вот не смешно ни
капельки.
– Простите, не сдержался, – говорит он, смахивая выступившую
слезу.