И жарким вышел тот поцелуй украденный, жарким да
настойчивым.
Попыталась Агата Услада оттолкнуть, да куда там. Разве ж сдюжит
тонкая да звонкая девушка против парня, словно медведя здорового,
да в плечах широкого. Всем известно, валил Услад быка
двухгодовалого за рога. Куда уж ей не совладать с ним.
Поцеловал он ее, а после и на землю уронил.
И как не противилась Агата, прося отпустить ее, да знай Услад
только и шептал, что как увидел ее, так и запала она в самую в душу
его. А уж как девицей стала, так и вовсе с ума его свела. Все мысли
лишь о ней были. Видно, и впрямь не лгут, что ведьмина она внучка.
Закружила голову парню бедовому, забрала себе сердце его и душу.
Разве ж можно, разве бывает так, чтобы мысли и днем и ночью, и все
о ней. А он и не против коли и волшба это. И что милее Агаты в
целом мире для него никого нет и желаннее. И жаркими были те слова,
да злыми. И чего больше в них было, Агата так и не
разобрала.
Да и куда там, до этого ли, разве, когда тебя помимо твоей воли
неволят. Силен Услад… И как бы не противилась Агата, а куда там...
Получил он свое.
А после рядом довольный развалился. И не заметил он даже, что по
лицу Агатиному слезы текли горькие, да рубашка белая, нарядная в
крови испачкалась.
— Моя ты, запомни это. И впредь моей будешь. Я тебя в шелка да
парчу наряжать стану. Все каменья самоцветные, какие есть на земле
нашей, твои будут. А что сваты к Зоряне пошли, так и пусть. Будет
она женой мне по названию. Ты же женой мне по сердцу станешь.
Негоже супротив воли родителей идти. А то ведь лишат всего. И будем
мы с тобой скитаться, как безродные. Не в твоей же лачуге ветхой
жить нам. А так будешь ты в злате да серебре ходить, всем на
зависть. И никто косо не посмеет на тебя посмотреть, — сказал он и,
встав, оправил рубаху и ушел к дружкам верным. Лишь напоследок
добавив, что ночью сегодня, пока все спать будет, придет он к ней.
И чтобы ждала она его, не засыпала.
А Агата кое-как после ухода Услада поднялась, да до берёзка еле
дошла. Привалилась она к ней, как к спасительнице. Упала в объятия
ветвистые. Да разве боль свою дереву отдашь. Такую боль и объятия
материнские, теплые, родные, не излечат. Куда уж дереву то
сделать…
Прислонилась девушка к березе, глядя на гуляния и чувствуя в
душе пустоту такую, что и ведром не вычерпаешь. И, не чувствуя под
собой неверных ног, села на траву молодую зеленую, да глаза
прикрыла, роняя слезы горькие.