Направились обратно. Петр Львович остановился у входа в
здание.
— Покурю здесь, чтобы не вредить ребенку дымами.
Я не успела похвалить собеседника за такое прогрессивное
мышление, как он продолжил:
— Что же касается пистонного принципа… Откровенно скажу, Эмма
Марковна: если бы наш заводской умелец сделал ружье-многострел, да
еще с нарезным стволом, что стреляет в шесть раз шустрей нынешнего,
и прописал бы порядок, как это ружье клепать много и быстро... Я бы
этого умельца, во-первых, поблагодарил. Во-вторых, пошел бы с ним
гулять по реке Упе и утопил бы ружье в проруби, а для верности и
мастера.
Я еле сдержала смех, вспомнив Мишин опыт с автоматической
штурмовой винтовкой. Узнай об этом мой собеседник — пожалуй,
отправил бы изобретателя в доменную печь вместе с изобретением.
— Потому что, Эмма Марковна, начальство удивится такому ружью.
Но в производство не поставит: дорого в выделке, да и для кого?
Слыхал, сейчас в войсках даже егерей стрелять не учат, только шаг,
только штык. Чудо-ружье — в музей, а вот схема в музее не
запылится. В Джоне Иваныче сразу проснется англицкий патриотизм, и
схема окажется в Лондоне. Там в министерствах тоже хватает замшелых
пней, но тысячу ружей закажут в Энфилде сразу. Проверят в Индии,
поймут превосходство над обычной фузеей, перевооружат всю армию. А
там остальная Европа подтянется. И как бы не встретилась наша
пехота, с гладким стволом да малым огневым умением, с
многострельным и дальнострельным неприятелем.
— Хотела бы возразить, но не могу, — вздохнула я.
— Поэтому, Эмма Марковна, — продолжил собеседник, — не надо ни
вам, ни вашему супругу изобретать чудо-ружье. А вот если убедите
государя, что в пехоте на первой роли пуля, а не штык, что
непревзойденную шагистику надо оставить для дворцовых разводов, а в
остальных полках должна быть огневая подготовка раз в месяц. И
главное, как появится ружье лучше английского, заказать его надо
тысячи две — вот тогда пусть такое чудо появится. Если сейчас — не
дай Бог.
Петр Львович говорил страстно, но тихо, как и полагается, когда
рассуждаешь о царях. А я молча печалилась. Александра Палыча уже ни
в чем не убедишь, разве податься в тайные старцы. Его преемник
неравнодушен к технике, но поупрямистей старшего братца.
— Доченька, помоги мне, пожалуйста!